Пристрелите загнанную лошадь
Шрифт:
— Чем? Вернее зачем? — я помотала растрепанной головой.
Туполев встал и начал мерить комнату шагами.
— У нас с Беллой брачный контракт. В случае неверности одного из супругов, другой получает преимущество… Черт! — Кирилл горестно опустился на стул. — Они даже в постели не были! Они вызвали милицию, скорую и зафиксировали факт побоев. Теперь, понимаешь?!
— Ну, в общем-то, да.
— Молодец, — ернически похвалил Туполев. — Теперь видишь, как грамотно меня разводят?
— Кирилл, я помогу тебе доказать факт измены жены, — умоляюще произнесла я и подошла к
— Иди сюда, — вскочил он, и стул с грохотом упал на пол. Подойдя к окну, Кирилл приобнял меня за плечи и прижал лбом к стеклу. — Смотри. Вон на стоянке у дома черная машина. Видишь?
— Ну.
— Это охранники Борисова. Твоей синей бороды или как ты там его называешь.
— Генрихом Восьмым, — пискнула я. Туполев больно нажимал мне на шею, нос почти расплющился о стекло. — Отпусти, задавишь.
«Мальчик из хорошей семьи» впал в такое буйство, что даже не стал извиняться перед придавленной хозяйкой квартиры. Отдернул руку и, обойдя уроненный стул, отправился бродить по пятачку у вешалки.
Я подняла стул. Демонстративно спокойно и даже огладила спинку ладонями.
— Кирилл, ты должен отдохнуть. Я настаиваю.
— Я отдохну, — кивнул Туполев. — На том свете. Ты мне поможешь?
— На тот свет отправиться?
— Нет. Сходи за ноутбуком.
— Опять двадцать пять. Почему я-то?! Ты сам не можешь? Белла твоя жива здорова…
Он перебил меня взмахом руки.
— Я не могу пойти.
— Почему?
— Я не знаю, какую каверзу они замыслили.
— Интересно, чего такого они могут замыслить? Посадить в тюрьму за пощечину?
— С них станется, — буркнул Туполев. — Ты не знакома с Борисовым. Он бешеный индийский слон.
— Ну не убьют же они тебя, в самом деле!! Максимум ограбят по контракту!
— Ох, Софья, Софья, — вздохнул Туполев. — Ты не знаешь наших порядков.
— Убьют? — с сомнением произнесла я. — Они что, сумасшедшие отморозки?
Кирилл поймал меня за обе руки и притянул к себе, а так как в этот момент он сидел на диване, я чуть не упала, перешагивая постель на полу.
— Помоги мне, Софья, — Он смотрел на меня снизу вверх, широко раскрытыми печальными глазищами, и я тут же почувствовала себя мамой обиженного мальчика. — Я больше не могу, я не хочу туда возвращаться.
— Но… ты же не можешь теперь бросить все и вот так уехать…?
— Как раз могу. У меня первый раз появился настоящий, достойный повод для бегства. Я устал, Софья, я больше не могу.
— А бизнес?
— Какой к черту бизнес?! — печально возмутился он. — Свинье под хвост этот бизнес! Я ненавижу эти деньги, эти рожи противные! «Кирилл Савельевич, вам из администрации, Коврижкин звонит,» — передразнил кого-то тоненьком голоском, скорее всего свою секретаршу. — Тьфу! Ты бы видела этого Коврижкина. Обожравшийся боров. Свинья в ермолке! — И дальше басом: — «Кирилл Савельевич, у нас тут одно мероприятие по плану. Мы на вас рассчитываем». Тьфу!
— Так, — сказала я, — давай-ка, успокойся, Кирилл Савельевич. Выдохни. Тем более, что помочь
— Усек, — кивнул Кирилл. — Ты мне поможешь?
— Подумаю. Приду с работы, там решим.
На кухне возле подоконника скрючился на табурете Мишаня Коновалов. Пил чай, жевал баранку и таращился в окно.
— Доброе утро, Михаил Петрович, — поздоровалась я. «Мишаней» Коновалова называла только травести-пенсионерка Мария Германовна, остальные держали это в уме, а в слух соблюдали уважительное обращение. Как никак герой, как никак комнату отдал и разоружил повстанцев Сухомятко и Кунцевичей.
— Доброе утро, Сонюшка, — поздоровался «Мишаня». — Чай будешь?
— Спасибо, я кофейку растворимого.
— Вредное оно, — сказал сосед. — Переходи на зеленый чай, очень рекомендую.
Несмотря на все уважение, троцкисты считали Мишаню чем-то вроде квартирного юродивого. Мужику не более сорока пяти, а он уже справку из дурки приобрел. И не по здоровью врожденному, а по благоприобретенному сдвигу. Все троцкисты знали о причинах сдвинувших Мишаню с нормальных рельсов и очень жалели. Если вкратце изложить историю его сумасшествия, то звучит она так.
Жил был в Питере нормальный мастеровой Михаил Петрович. Жил с женой в приличной двухкомнатной квартире, по будням ходил на работу на завод, в выходные ездил с двумя приятелями на рыбалку.
Первый приятель увел у Михаила Петровича жену. Подло, тихо и незаметно. Приходит как-то Мишаня с работы домой, а там уже чемоданы собраны и сидят на них жена и лучший друг. Глаза прячут.
— Ты прости нас, Миша, — сказал приятель. — Так получилось.
Проводил Мишаня бывшего друга и бывшую жену за дверь и запил горькую. Да не один запил, второго лучшего друга позвал.
Пили, пили приятели до тех пор, пока не очнулся Мишаня над договором о купле-продаже родного жилища. Каким-то чудом удалось мастеровому извернуться и не оказаться вовсе на улице. Выбил Мишаня из черных риэлтеров ключи от комнаты коммуналки в губернском городе. И теперь не верит никому.
Пить не бросил, привык от безысходности, но ни одного приятеля в дом не заводит. Запирается в комнате и лакает в одиночестве.
На почве недоверия к окружающим завел в квартире пропускную систему. «Вы к кому? Вы зачем?» Даже глазок на собственную комнатную дверь врезал, без предварительного осмотра и расспросов даже участковому не откроет. Так испуган человек всеобщим предательством.
— У тебя гость, Софьюшка? — тихо спросил Михаил Петрович.
Я аж воздухом подавилась. Наверное, Туполев слишком громко жаловался на судьбу-злодейку.
— Да.
— Дело оно, конечно, молодое, — скукожился на табурете мужик, которому по возрасту самый бес в ребро. — Но смотри, к себе не прописывай…
Я пообещала, что ни за что этого не сделаю, налила воды в электрический чайник и унесла его к себе в комнату.
Кирилл поставил стул напротив окна, расправил в тюле маленькую щелку и сидел, наблюдая за подъездом дома напротив. Даже со спины было заметно, что никаких светлых чувств вид дома в нем не вызывал.