Пристрелочник
Шрифт:
Горшеня сразу же резво устремился на четвереньках в сторону, нападавший, с раскалённым кирпичом за пазухой, завопил, народишко вокруг от происходящего шума возбудился…
Все стали исполнять свои домашние заготовки и следовать привычным стереотипам.
Я, например, заорал:
— Бой!
Бой… Какой бой?! Когда на тебе — доспех, а на нём — рваный армяк, в руках — клинки, а у него — палка или лопата, за ним — толпа, а за тобой — «живой мертвяк», да ещё стрелок с мечником…
Бойня…
Из 19 «рабов» — 13 трупов.
Сперва
У нас: одна контузия носилками, перелом, вывих, несколько ушибов. И — малёк-сигнальщик. Вся голова в крови. Лопатой серьёзно попали.
— Христодул. Мда… Прибери тут. Пострадавших — к Маране, мертвяков — на кладбище, уши — на верёвочку, «землекопа» — к Ноготку. А я сбегаю-гляну. На Кудыкину гору.
Факеншит уелбантуренный! Ещё день — коту под хвост! Кирпич нужен срочно! Что придурков стало меньше… плевать — оставшиеся будут шустрее. А вот сигнальщика жалко. Надо готовить замену. Дело это не мгновенное. Из кого?
В селении я ожидал катастрофы. А это был просто групповой побег с тройным убийством. Всего-навсего! Какие мелочи! Ничего не сожжено, скотина и припасы — целые, почти все люди на месте.
Подробности… Как всегда — «шерше ля фам».
Несколько рабынь были оставлены в селении для ухода за скотиной. Сюда же я перевёл несколько женщин и мужчин с полчища. Преимущественно — слабосильных и бестолковых. Один из таких — калечных «брошенных» войском дедов — «воспылал страстью» к подневольной молодке. И стал «домогаться».
Тут есть тонкость. Этим полонянкам я «рыжих ошейников», как муромкам, не надевал. И соответствующей службы — не требовал.
Во-первых, у меня ошейников столько нету. Во-вторых… У меня была какая-то надежда на примирение с туземцами. Не хотелось добавлять, знаете ли, в свой имидж ещё и оттенок «главаря своры злыдней писюкастых».
Дедок своевольно и самодеятельно залез на присмотренную двуногую «тёлку», та возмущённо завопила, тут в коровник пришла ещё одна и… Таким… остатком топора, которым они сечку делают, врубила деду по загривку.
Беда не приходит одна. В это раз к ней присоединилась группа лиц гирканской национальности.
Часть строений нам не нужны. А дерево здесь сухое. Мой-то лес весь не вылежал. Поэтому сформировали бригаду из четырёх… э… они себя называют «волки». От «варкан» на пехлеви. Гиркане. Или — гирканцы?
Гирканцы разбирают строения, тащат сухой лес на полчище, там мои плотники из него строят. Естественно, есть человек, тоже из «брошенных», который процесс организует и контролирует. «Надзиратель». И есть дама, из освобождённых из каравана «домохозяек крепкого телосложения», которая этих гирканцев сильно достаёт. В отместку за их поведение в предшествующий исторический период.
«Домогатель» — погиб, «тёлки» сообразили, что надо убираться, выскочили во двор, там трудилась эта бригада. «Надзиратель»
Но тут припёрлась «домохозяйка». И стала на них орать. Как она и привыкла делать за последние дни. Потом поняла, что здесь что-то не так. И побежала, продолжая вопить. Вся группа выскочила из кудо. «Домохозяйку» догнали и зарубили. Но — время, шум. Команда попала на глаза моим гридням. Одного ребята сразу завалили, другого ранили. И беглецы быстренько побежали в лес.
Очевидный маразм и глупость. Не планомерное восстание, а просто… стечение обстоятельств.
Мои люди приняли правильное решение — не преследовать. Потому что в селении оставалось ещё несколько людей и рабов. Бегать за придурками по лесу… без собак. Что собаки, после смены насельников в селении не живут, я уже…
Могута сегодня в другой стороне ходит. Остаётся только Курт. И мы с Суханом. Ну, волк-гуливер, пойдём, поищем местных… лили-путинцев. Или — лили-путанцев? В оригинале у Свифта — Lilliputians.
Беглецы не могли идти быстро: женщины и раненый замедляли их движение. Дополнительно к повсеместным здесь болотам. Похоже, они тянули в разные стороны. Гиркане стремились к Волге. Сделать плот и уплыть отсюда нафиг. Но путались в здешнем лесу. А дамы обосновано боялись остаться во власти чужаков и тянули в другую сторону, к ближайшему посёлку родного племени.
Там есть такое озеро… мелкое. Оно так и называется. Ещё оно — длинное. Поперёк их пути. Вот туда мы их и загнали.
Оно, конечно, мелкое и неширокое. Но переходить его по грудь при температуре 6–8 градусов… Они уронили своего раненого, тот начал шумно барахтаться.
Курт решил что человек тонет.
Что — правда.
И его надо спасать.
Что — нет.
Он-то этого не понял! Его же учили — вытаскивать человека из воды. В Пердуновке был случай, когда князь-волк ребёнка в ледоход вытащил. Это ж хорошо, это ж правильно, все ж радуются, благодарят и норовят почесать!
Его норовили убить.
Люди стоят на дне, у них есть опора под ногами, а ему роста не хватает. Он плавает, а его окружают и бьют железным и острым. А у нас… ни луков, ни моих ножей, ни Сухановых сулиц.
Я же по своему городу хожу! По своей земле! Я же шёл только печку сделанную глянуть, посоветовать, там, организовать… Не на войну же! Среди своих же! Среди нормальных людей. Предков.
Надо было по «Агате Кристи»: «Я на тебе как на войне». Среди предков — аналогично.
Я кинулся к Курту в воду. Ледяная. Плевать. Только крикнул Сухану: