Приступить к ликвидации (сборник)
Шрифт:
Сергей глядел на него и думал о том, сколько таких Толиков Севостьяновых выбросила на улицы война. И как долго придется ему и его товарищам переделывать этих пацанов, рано узнавших вкус табака и водки, полюбивших легкие, лихие деньги.
– Слышь, Толик, – сказал Кузин, – где товар?
– Нету у меня ничего, – буркнул Кочан, – нету как есть.
– Вы на чердак сходите, – сказал мужчина-понятой, – он туда что-то часто лазит.
– Сука, – выдавил Толик.
– Ты меня не сучи, сопляк, и глазами
– Сам покажешь? – спросил Кузин.
– Ищи, начальник, тебе казна за это платит.
– Дурак ты, Толик, – беззлобно ответил Кузин. – В блатного играешь. Фасон давишь. Вспомнишь еще мои разговоры когда-нибудь. Никакой ты не блатной, а так – пена.
Минут через десять оперативники принесли в комнату несколько бумажных упаковок папирос, ящик водки и пол-ящика шоколада.
– Да у него целый гастроном, – ахнула завистливо дворничиха.
Милиционер, писавший протокол обыска, начал пересчитывать бутылки, пачки папирос, шоколад. Книжки со стихами нашли за иконой, их было пять штук.
– Где деньги, Севостьянов?
Парень молчал, глядя куда-то поверх головы Белова.
– Так, гражданка Севостьянова, – сказал Кузин, – вставайте.
– Зачем? – спросила внезапно старуха хрипло и резко.
И Белову показалось, что говорит кто-то вновь пришедший, так не похожи были голос и интонация на скорбный старушечий плач.
– Кровать обыщем.
– Я хворая, нет у вас такого права.
– Есть, Севостьянова, есть. – Кузин подошел к кровати.
– Я встать не могу.
– Ты мне лапшу на уши не вешай, Севостьянова, хворая. А кто вчера водкой торговал, не ты? – В голосе Кузина зазвенели резкие нотки.
– Вчера не сегодня, начальник.
– Не встанешь – поднимем.
Старуха вылезла из-под одеяла и, на удивление Белова, оказалась в стеганых ватных брюках и толстом свитере.
– Бери, гад. – Она плюнула и отошла в угол.
– Так-то оно лучше.
Кузин подошел к кровати, скинул одеяло, поднял второе, лежащее на матрасе. Под ним были деньги.
– Ты что, Севостьянова, думаешь, это все? Сейчас мы выйдем, а наши девушки тебя обыщут. Не зря ты ватные штаны натянула. Пошли, Белов.
Милиционеры вывели Кочана, в комнату вошли две девушки с сержантскими погонами. За дверью слышалась возня, хриплый голос Севостьяновой, потом все стихло.
– Порядок, товарищ капитан, – выглянула на площадку девушка-сержант. – Заходите.
Старуха сидела в углу, закутавшись в тулуп. На столе лежали кольца, часы и деньги.
Севостьянова глядела на вошедших тяжело и ненавидяще.
– Ты, Севостьянова, – задохнулся от гнева Кузин, – сына своего вором сделала, невестку и внука. Люди на фронте кровь проливают, а ты жиреешь здесь на горе человеческом.
– Бодливой корове бог рогов не дал, – спокойно и зло ответила старуха. – На мне нет ничего. А деньги и цацки внучек принес.
Кочан, стоявший у дверей, вздрогнул, будто его ударили плетью.
– Ты чего, бабка! Ты же мне срок лишний лепишь.
– А ты, Толик, привыкай. У вас блатной закон – человек человеку волк. – Кузин достал папиросу и закурил.
– Значит, вас зовут Леной и вы хотите быть актрисой? – Данилов грел пальцы на стакане с чаем. – Вы пейте чай, правда, он не очень сладкий, но все же с сахаром.
Девушка смотрела на него просто и ясно. Она совершенно не терялась в этом служебном кабинете, чувствуя себя здесь естественно и просто. Сделала маленький глоток, подула.
– Горячий.
– После холода хорошо. Вы мне расскажите про Олега, Лена. Где познакомились, где бывали, как зашел разговор о шрифте?
– Неужели это так важно?
– Очень. Вы комсомолка, сейчас война, сами должны понимать, что просто так вас сюда к нам не пригласили бы.
– А как мне называть вас? – поинтересовалась девушка.
– Иван Александрович.
– Я познакомилась с Олегом летом. В ЦПКиО. Там в летнем театре для красноармейцев концерт был, я туда попала. Олег сидел на соседнем кресле. Я еще подумала – молодой, здоровый, а не в армии. Потом у меня каблук на босоножке сломался. А он подошел, сказал, посиди, мол, здесь, и убежал. Пришел – каблук на месте. Потом он сказал мне, что артист и режиссер, пригласил в гости к своему товарищу.
– Где живет товарищ и как его зовут?
– На Сивцевом Вражке, зовут Славой. У него чудесные пластинки и патефон заграничный. Мы пили у него чай, разговаривали о театре.
– Вы бывали у этого Славы?
– Да, несколько раз.
– Значит, адрес помните?
– Сивцев Вражек, дом три, квартира один.
Муравьев, сидевший в углу, встал и вышел в другую комнату.
– Вы часто встречались?
– По-разному. Олег много ездил в составе фронтовых бригад.
Вошел Муравьев, положил перед Даниловым бумажку. Иван Александрович прочитал:
«Гостев Олег Борисович в Москве не прописан. В кадрах Москонцерта не значится. В Сивцевом Вражке, 3, квартира 1, проживает Шумов Вячеслав Андреевич. Через час его доставят сюда».
Данилов прочитал еще раз, положил записку в папку.
– Кого из друзей Гостева вы знаете?
– Только Славу и телефонное знакомство с Соломоном Ильичом.
– Гостев приносил вам продукты?
Лена покраснела, помолчала, собираясь с мыслями, и ответила не очень уверенно: