Присутствие. Дурнушка. Ты мне больше не нужна
Шрифт:
— Могу я вас кое о чем спросить, капитан, как мужчина мужчину?
— Да, конечно.
— Я только хотел вам сказать… — Он уже почти обрел свой обычный резкий и язвительный тон. Потихоньку, по мере того как вспоминал прежние свои задания, он возвращался к нему, привычному и обыденному. — У меня было такое много раз, когда ко мне прибегали и вопили: «Тони, быстро, корабль нынче должен выйти в море!», и я лез вон из кожи. А на следующий день прихожу на верфь — корабль стоит себе, где стоял, и потом еще недели две там болтается. Понимаете?
— Через минуту
— А как насчет кофе? — Тони пытался обратить это безумие в некоего рода равноценный обмен.
— Кофе сколько угодно. Я скажу ребятам, чтобы приготовили свежий. Как только понадобится, просто скажите вахтенному. — Капитан протянул ему руку: — Большое спасибо!
Тони едва сумел поднять свою и протянуть ее капитану. И почувствовал его пожатие.
— Мне понадобится трос.
— Конечно.
Он хотел сказать что-то еще, что-то такое, что могло бы сравняться с благодарственными словами капитана. Но это было невозможно — признать, что что-то изменилось в нем самом. И он сказал:
— Ничего заранее гарантировать не могу, — и знакомая, привычная решительность, звучавшая в этих словах, придала ему уверенности.
Капитан кивнул и пошел на шканцы в сопровождении другого офицера и двоих матросов, наблюдавших за всей сценой. Он им сейчас расскажет… о чем? Как он подставил этого ремонтника?
К нему подошли Хинду и Луи Бальду. И зачем он только согласился?!
— Ну, до чего договорились? — Хинду расплылся в улыбке, ожидая живописных подробностей того, как Тони окоротил этого идиота-капитана.
— Мы сейчас ее выпрямим. — Тони прошел мимо Хин-Ду, но тот ухватил его за руку.
— Что это мы выпрямим?
— Я сказал, что мы сейчас ее выпрямим. — Он отметил выражение полного отвращения в глазах Хинду, осторожное такое выражение полного непонимания и нежелания понять, и почувствовал, как в груди закипает гнев. — Попроси у них ножовку по дереву и молоток, а еще не найдется ли у них ломика-лапки.
— Какого черта! И как это ты рассчитываешь ее выпрямить?!
— Хватит меня за яйца дергать! Делай, что сказано, или проваливай с корабля! — Он и сам удивился тому, что пришел в ярость. И с чего бы это он так взбесился? Он услышал сзади голос Бальду: «Я принесу!» — и пошел по сходням обратно на пирс, не понимая и не чувствуя более ничего в этом состоянии полной мрачности, которое свалилось на него и больше не отпускало, словно кто-то его оскорбил, ощущения, что он в любой момент готов ввязаться в какую-нибудь жуткую драку, так ему хотелось сейчас кому-нибудь врезать. И пускай Хинду даже не пробует держать его за придурка!
Ему потребовалось несколько минут, чтобы он снова мог разглядеть, что происходит на пирсе. Некоторое время он болтался там в одиночестве, посвечивая фонариком по сторонам, но видя перед собой лишь стены из гофрированного железа. Появился Бальду, поспешно топая по гремящим сходням, подошел ближе, таща инструменты. Еще один идиот. Сукины дети, да что они такое с собой делают, болтаются без дела вместо
Луч фонарика наткнулся на грузовые поддоны, сложенные у забора в высокий штабель. Тони взобрался на него — он был высотой футов в десять.
— А это тебе зачем? — спросил Бальду, протягивая руки, чтобы принять у него верхний поддон. Тони, не отвечая, спустился вниз и протянул руку за стальным ломиком. Бальду протянул ему ножовку — полотном вперед, но Тони ударом отбросил ее в сторону, сам ухватил молоток и ломик и принялся отдирать от поддона доски, пока не освободил два нижних бруса пять на пять дюймов в сечении.
— Возьми один, — бросил он и пошел вверх по сходням на палубу эсминца.
Измерив расстояние между направляющими, он отпилил оба бруса по требующемуся размеру. Сейчас около одиннадцати, может, чуть больше, так что холод будет только усиливаться. Отрезав два куска троса, он приказал Бальду обвязать себя одним за грудь, но, развязав идиотский узел, завязанный Бальду, он завязал трос сам, покрепче; затем набросил оба куска на основание направляющих, оставив их свободно провисать: они с Бальду должны были пролезть под ними на балки. Деревянный брус он ухватил за один конец, Бальду взялся за другой, и они ползком выбрались на направляющие и стали продвигаться вперед — над водой, толкая брус между собой. Он велел Бальду установить конец бруса в углубление Г-образной рельсины так, чтобы он не болтался, не выскочил оттуда и не упал в воду, свой конец вбил в свою направляющую, в начало изгиба. Дав указания Бальду пробираться потихоньку назад, он велел ему, чтобы Хинду подтащил кувалду — они были в кузове пикапа. Еще были нужны два баллона с ацетиленом, горелка и запасные наконечники для нее. И побыстрее.
Бальду побежал выполнять приказание. Хинду пошел не спеша, намеренно не спеша. Тони присел на корточки, внимательно осматривая объект ремонта. Болезный вахтенный все ходил за его спиной взад-вперед, как во сне. Треклятый Чарли Мадд, за яйца бы тебя повесить!
— Эй, ты, с морской болезнью! — окликнул он через плечо матросика, когда тот приблизился. — Можешь принести мне сюда брезент?
— Брезент?
— Ну да, брезент. Чехол какой-нибудь. И быстренько!
Бог ты мой, ну и люди тут, один тупее другого, ни хрена не понимают, у всех в голове одно дерьмо, да еще и челюсть отвисла. Что это капитан сказал, чем он тут занимается? Его и впрямь провели и подставили? А капитан-то что от этого выигрывает? Разве что рискует собственной жизнью, выходя в море, где полно этих подлодок, у всего побережья Джерси… Ну, даже если меня и подставили, то и черт с ним! Вот я этому уроду покажу… А что я ему покажу?
Глядя в пространство невидящими глазами, он вдруг осознал: а ведь он так и не понял, почему взялся за это дело. Если вообще это можно понять. А тут ко всему прочему недолго и в воду свалиться, едва они начнут выколачивать кувалдами эту погнутость.