Присвоенная
Шрифт:
Мойра кивнула.
— Да…но есть одно обстоятельство. Это озеро, — и она указала на гладь воды посреди зала, — особенное. Таких в мире всего четыре, и все они тщательно охраняются, так как представляют для нас опасность.
— Опасность… — автоматически повторила я, неспособная оторвать взгляд от Кристофа.
— Жидкость в нем — не вода, а особое вещество, разъедающее нашу плоть. Для людей оно безопасно, — я вспомнила необычный запах, встретивший нас на входе. — Конечно, убить нас быстро, как может сильный яд убить человека, это вещество
Ее голос дрогнул, и я подумала, какой же должна быть боль, пугающая Мойру, пережившую века боли. И тут ее рука указала на веревку, натянутую над озером.
— Они будут сражаться на ней.
Я пораженно взглянула на Мойру.
— Победивший в охоте знает, что ждет его впереди. Иные из нас этого боятся, другие мечтают об подобном шансе годами. Кристоф всегда принимал участие в бою…
— Но в этот раз он даже не охотился, — мне хотелось немедленно схватить его и оттащить от этого проклятого озера, — он не должен …не должен…
От волнения я начала задыхаться.
— Он сильнейший и должен подтверждать это каждый год, — отрезала Мойра, а после паузы продолжила, всматриваясь в мое лицо: — Но в этот раз все иначе. Из-за тебя, Диана…В случае падения его лицо и тело будут изуродованы надолго — может, даже на годы. Он боится упасть…
— Он боится, что я не смогу принять его таким, — закончила я за нее, наконец, узнав все грани его страха перед сегодняшним днем. Мойра молча кивнула. Ее глаза были встревожены не меньше моих.
— Но… зачем? Зачем другие делают это? — я не могла понять.
Лицо Мойры осветила странная улыбка.
— Видишь ли, Диана, у нашей необыкновенно долгой жизни есть темная сторона — наши эмоции мертвы…Вспомни, как в детстве мир ослеплял тебя красками, как все в нем поражало твой разум. Каждая травинка, букашка на ней, каждый цветок заставляли тебя застыть в изумлении. Сейчас все по-другому, не так ли? А ты представь, что со времени твоего детства прошли сотни, тысячи лет…Ничто не может удивить тебя новизной, все уже было …сотни раз…Мир вокруг удручающе сер.
Я зачарованно слушала ее, пытаясь представить эту никому неведомую тайну — детство такого существа, как Мойра, пытаясь понять, как могла она знать о том, чем в те годы был мир для меня …
— Поэтому яркие эмоции — наша наибольшая ценность. Причем не только положительные. Волнение, триумф, боль поражения, пережитые сегодня, они будут вспоминать годами.
Озарение заставило меня посмотреть на Кристофа по-новому …
— Да, — качнула головой Мойра, — никто, кроме тебя, не дарил ему столько радости, страсти, ярости, не ввергал его в пучину безумной ревности, отчаянья… С тобой он не просто живет, он горит.
Глядя на непроницаемое выражение лица Кристофа, сосредоточившегося на будущем сражении, я улыбнулась — за всю предыдущую жизнь никто не вызывал во мне такой ураган чувств, как он.
— Знаешь, Мойра, я понимаю это лучше, чем ты думаешь…
Неожиданно Кристоф подал знак, и первые два участника ступили на веревку. Мойра вновь прикоснулась к своему браслету, но будто ничего и не изменилось — стояла мертвая тишина.
…Наблюдая за поединками, следующими друг за другом без передышки, я старалась отвлечься сухим анализом.
Это было так же завораживающе красиво, как танцы — точность невидимых ударов, легкость балансировки, гибкость маневрирования. Но, какой бы сверхчеловеческой ловкостью не отличались сражающиеся, победить мог лишь один.
И не обязательно тот, кто выглядел внушительнее.
— Наибольшее значение здесь имеет опыт, предыдущие сражения дали им больше, чем наши особые способности, — тихо объясняла Мойра. — Как бы дико это не звучало, Диана, постарайся насладиться увиденным. Даже для нас подобное зрелище — редкость, люди же видели это считанные разы.
Побежденный, как правило, падал в озеро. Иногда ему удавалось ухватиться за веревку и отделаться небольшими повреждениями, но в этом случае многое зависело от его противника, который обычно милосердием не отличался. В любом случае, победа засчитывалась, как только проигравший касался поверхности озера…
На веревку ступил Адамас, его противницей в этот раз была девушка. В предыдущих схватках она показала себя искусным бойцом, и теперь на ее очаровательном лице светилась хитрая улыбка. Адамас улыбнулся в ответ почти равнодушно, в нем не было и тени сомнения в победе.
Быстрый конец поединка подтвердил его правоту — никакие ухищрения со стороны его соперницы не могли превзойти спокойную уверенность опыта. Одним из неуловимых движений он окунул ее руку в озеро.
Девушка вскрикнула — это был не только возглас поражения, но и сильнейшей боли. Все понимали, что теперь Адамасу решать, оставить ей красивое лицо или вынудить долгие годы прятать уродство.
И снова он посмотрел на меня. Но теперь этот вызывающий взгляд был бесстыдно выставлен на всеобщее обозрение. Я могла только догадываться, о чем в этот момент думал Кристоф.
Улыбнувшись мне, Адамас наклонил девушку ниже — погрузил ее руку по локоть, а потом и по плечо. Еще одно движение, и красота его соперницы была бы погублена. Как бы не было ей больно, за исключением первого вырвавшегося крика, она выносила пытку молча.
Загипнотизированная его чудовищным взглядом, я чувствовала боль своей кожей и судорожно цеплялась за пальцы Мойры. И тут, послав мне еще одну леденящую кровь улыбку, он отпустил девушку. Как ни странно, она не упала, а, легко балансируя на одной ноге, сразу спрыгнула на землю и …поклонилась.