Присягнувшие Тьме
Шрифт:
У меня шумело в голове, от ужаса сдавило виски.
Вальре добавил:
— Образно говоря, он убил ее теми же инструментами, к каким прибегает сама смерть. Ничего не забыл. Даже насекомых.
— Значит, это он поместил их в тело?
— Да, он их вводил в раны, под кожу. Каждый раз он выбирал тот вид некрофагов, который соответствовал данной стадии разложения: мухи Sarcophagidae, черви, клещи, жесткокрылые, личинки бабочек… Ни одно звено этой цепи не было пропущено.
— Значит,
— Вне всякого сомнения.
Несмотря на гул в голове, я сумел выделить несколько опорных точек: химик, лаборатория, питомник для выведения насекомых… Это были уже следы, чтобы найти негодяя.
— В наших краях живет один из лучших энтомологов Европы, специалист по подобным насекомым. Он помогал мне при вскрытии.
Вальре записал на визитной карточке имя энтомолога: Матиас Плинк — и указал подробный адрес.
— У него тоже есть питомник для разведения насекомых?
— Это основа его исследований.
— Значит, он может быть в числе подозреваемых?
— А вас со следа не собьешь. Поезжайте к нему, поговорите. Составьте свое представление. По-моему, он странный, но не опасный. Его питомник насекомых у горы Узьер по дороге в Сартуи.
Я снова склонился над фотографиями, пытаясь разглядеть детали. Вздувшиеся от газов ткани. Глубокие раны, кишащие мухами. Белые черви, присосавшиеся к розовым мышцам… Несмотря на холод, по спине у меня стекали крупные капли пота.
— А других признаков насилия вы не заметили? — спросил я.
— Вам что, этого мало?
— Я имею в виду насилие другого рода. Например, следы побоев, признаки применения силы при похищении…
— Есть, конечно, следы связывания, но главное — следы от укусов.
— Укусов?
Врач колебался. Я вытер пот, застилавший мне глаза.
— Это не человек и не животное. По моим наблюдениям, это «нечто» обладает огромным количеством зубов или даже скорее клыков, торчащих в разные стороны. Что-то вроде челюсти с хаотично растущими зубами.
В моем сознании всплыл образ Пазузу, ассирийского демона из коллекции Люка. Тварь с хвостом скорпиона мечется по лаборатории и склоняет свою морду летучей мыши над распростертым телом. Я явственно слышал ее хриплое урчание, звуки, которые она издавала, раздирая живую плоть. Дьявол. Дьявол во плоти, совершающий преступление…
Вальре пришел на помощь:
— Единственное, что приходит мне в голову, — это дубинка, утыканная зубами животного. Гиены или другого хищника. Во всяком случае, это было орудие, снабженное ручкой. И вероятно, он наносил им удары по телу Сильви Симонис в разных местах: по рукам, по груди, по бокам. Но вместе с тем есть и весьма четкие следы, оставленные челюстями. И зачем понадобилась эта особая пытка? Она не вяжется со всем остальным. Я… — Внезапно он внимательно посмотрел на меня. — С вами все
— Нормально.
— Может, выпьем кофе?
— Нет, спасибо, не беспокойтесь.
Чтобы обрести равновесие и прийти в себя, я стал задавать обычные в таких случаях вопросы:
— Вокруг тела были какие-нибудь следы?
— Нет, похоже, тело оставили там ночью, и утренний дождь все смыл.
— Вы представляете, как расположено место преступления по отношению к монастырю?
— Я видел снимки. На вершине утеса, над аббатством. Тело нависало над монастырем, словно вызов. Явная провокация.
— Я слышал, что это сатанинское преступление. Там были какие-нибудь символы, особые знаки? На самом теле или вокруг него?
— Я не в курсе.
— А что вы можете сказать о самом убийце?
— С технической точки зрения все достаточно ясно: химик, ботаник, энтомолог. Хорошо знаком с человеческой анатомией. Не исключено, что он патологоанатом! Кроме того, он бальзамировщик. Только бальзамировщик наоборот: он не предохраняет тело от разложения, а ускоряет этот процесс. Он дирижирует, играет с разложением… Своего рода художник. Это человек, который годами готовился к задуманному…
— А с жандармами вы об этом говорили?
— Конечно.
— И им удалось добиться успехов?
— У меня сложилось впечатление, что они не слишком усердствуют. А судебный следователь и капитан жандармерии все хранят в полной тайне. Как знать, может, у них что-то есть…
Я вспомнил Корину Маньян с ее тигровым бальзамом и глотающего слова капитана Сарразена. Что они способны предпринять, чтобы раскрыть подобное преступление? Я заговорил о другом:
— Вы видите здесь связь с убийством дочери Симонис в 1988 году?
— С тем делом я плохо знаком. Но по-моему, между этими убийствами нет ничего общего. Манон утопили в колодце. Конечно, это ужасно, но совсем не похоже на изуверскую казнь Сильви.
— Почему же «казнь»?
Вместо ответа он пожал плечами. Во время нашего разговора он встряхнулся, распрямился и держался уверенно, а теперь снова ссутулился и, как прежде, выглядел покинутым всеми обломком кораблекрушения.
Я настаивал:
— Как по-вашему, какую цель он преследует?
Он помолчал, подыскивая слова:
— Он — Властелин тьмы. Ювелир Зла, который действует из любви к искусству. Не думаю, что он испытывает наслаждение. Я имею в виду сексуальное наслаждение. Повторяю: он — художник, который руководствуется абстрактными побуждениями.
Я понял, что больше ничего не смогу из него выжать, и в заключение попросил:
— У вас не найдется копии протокола вскрытия?
— Подождите здесь.
— Может, у вас сохранились и образцы лишайника?
— У меня их даже несколько. В вакуумной упаковке.