Присяжный заседатель
Шрифт:
— Я слышала про этого типа и раньше, читала про него в газетах. У него отличная репутация. Знаешь, такой очень вежливый, но взглянет — мороз по коже. Этот свое дело знает досконально. Любит минималистов. Обожает Мардена, Элис Эйкок, недавно купил несколько работ Кристи Раппа. Одним словом, не любитель мраморных ковбоев с мужественным выражением лица. Говорят, у него собственная коллекция, причем высшего класса, но обычно он покупает вещи для друзей и знакомых. А в друзьях у него ходят очень крупные коллекционеры, милочка. Ты даже не представляешь себе какие.
— Ну
— Да ты о них и не слышала.
— Как же я о них и не слышала, если они такие знаменитые коллекционеры?
Инез сосредоточенно листает блокнот.
— Ну вот. Ты слышала когда-нибудь о Сато Юскэ?
— Нет.
— А о господине, которого зовут Ёсида Ясэй?
Энни качает головой.
— Ну хорошо. А как насчет несравненного Мори Сёити?
— Понятно, — кивает Энни. — Значит, мои работы поедут в Японию?
— Точно не знаю, — пожимает плечами Инез. — Я только повторяю имена, которые он мне назвал.
— И ты даже не выяснила, куда именно отправят мои…
— Говорю тебе, с этим человеком объясняться не просто. Он ничего конкретного не сообщает. Говорит примерно так: “Надо будет провести кое-какую исследовательскую работу, подыскать подходящую коллекцию”. Одним словом, наводит тень на ясный день.
— Ну а цена? — спрашивает Энни. — Ты не разочарована?
— Вот, смотри — чек на двадцать четыре тысячи долларов. Половина твоя. Так что с ценой все в порядке.
Инез довольно улыбается. Энни тоже хочет улыбнуться, но ее по-прежнему одолевают сомнения.
— Слушай, девочка, по-моему, ты не врубаешься, — вздыхает Инез. — Ты продала три своих ящика большому человеку. Любой другой на твоем месте визжал бы от радости, как поросенок. Я бы, например, просто описалась бы от счастья.
— Нет-нет, я очень рада, — возражает Энни. — Просто мне хотелось бы знать, куда попадут мои работы. И потом, кто этот человек — я так и не поняла. Коллекционер? Посредник? Чем он зарабатывает на жизнь?
Инез пожимает плечами.
— Насколько я поняла, он управляет каким-то потребительским фондом. У него свой офис на Мэйден-Лейн, только, по-моему, он не любит там сидеть. Во всяком случае, я твердо знаю одно — коллекционированием он занимается. Ну и путешествует немало. Увидел у меня на стене мантру и начал рассказывать про Непал. Скажу тебе, девочка, что этот парень говорит, как пишет.
— В каком смысле?
— Так поет — заслушаешься. Забываешь обо всем на свете. — Инез смеется. — Сама увидишь. Он сказал, что хочет с тобой познакомиться и работать вместе. Работать — понимаешь?
— Нет, не очень.
— Ей-богу, ты все-таки дура. Человек хочет с тобой сотрудничать. Только учти: ты будешь работать с ним напрямую, и я не возражаю. Но не вздумай меня надувать.
Энни не верит своим ушам.
— Ты что, Инез? Я же тебя люблю.
— Это, конечно, очень трогательно, но кто тебя знает — вдруг у тебя будет собственная выставка в Лувре, и ты забудешь о своей старой подруге, которая должна получать свой процент.
— Инез, как тебе не стыдно.
— Все контракты только через меня.
— Конечно.
— Иначе я тебя изничтожу. Живьем сожру.
Инез корчит страшную гримасу: надувает губы, оскаливается, грозит кулаком. Энни думает, что ее подруга сейчас похожа на асфальтовый каток. Проедет — мокрое место останется.
Тут Инез начинает хохотать и вручает ей чек на двенадцать тысяч долларов.
И тут Энни наконец верит в свое счастье. Душа ее взмывает в облака. Она говорит о чем-то с Инез, но сама себя не слышит. Двенадцать тысяч долларов! И это только начало. Впереди блестящая карьера. Она целует Инез, потом Лэйни, спускается на лифте вниз. На улице ее приветствует дуновение свежего ветра, асфальт залит солнцем. Двенадцать тысяч долларов! Мысли путаются, но общее состояние иначе как блаженством не назовешь.
— Энни Лэйрд?
Она оборачивается. Сзади стоит тот самый красавец с готическими скулами.
— Я вас недавно видел на улице…
— Да, я помню.
— Не сразу сообразил, что это вы. Когда до меня дошло, я был уже на Брум-стрит. Вернулся сюда, стал вас разыскивать, едва нашел.
Оказывается, у него карие глаза с желтыми искорками. И еще очаровательная, немного асимметричная улыбка.
— Слава Богу, я вас разыскал.
Энни смотрит на него с недоумением. Тогда красавец представляется:
— Я Зак Лайд.
Неужели это и есть ее патрон? Этот красавчик?
— Я купил несколько ваших вещей, — говорит он.
— Да-да, — мямлит Энни. — У меня в бумажнике лежит ваш чек.
Ей кажется, что она — бедная Золушка, несчастная сиротка, которую волшебная сила вознесла на вершину счастья.
— Конечно, я заплатил за ваши работы недостаточно, я хорошо это понимаю. Но ведь цену назначал не я. Я бы с удовольствием посмотрел и другие ваши работы. Готов заплатить за них больше.
Энни спрашивает:
— Откуда вы узнали, что я — Энни Лэйрд? Мы ведь раньше не встречались.
— Инез показала мне вашу фотографию. В каталоге.
— Ах да.
— Должен сказать, фотография не слишком удачная.
Энни так приятно, что она даже забывает поблагодарить за комплимент — просто кивает и опускает голову. Воцаряется неловкая пауза. Энни смотрит на асфальт, на мягкие итальянские мокасины Лайда. Тротуар изрисован какими-то бессмысленными иероглифами. Неведомый художник разукрасил ими всю улицу. Что, собственно, он хотел изобразить? Двенадцать тысяч долларов! Собственный патрон-покровитель! Весь мир, сходящий с ума по ее ящикам!
Тут Энни вспоминает о мучающем ее вопросе.
— Но почему Япония? — спрашивает она, поднимая глаза. — Неужели вы в самом деле пошлете туда мои работы?
— Видимо, да.
— И я никогда их больше не увижу?
— Разумеется, увидите. — Уверенная, ободряющая улыбка. — Если хотите, можем поговорить об этом. Пообедаем вместе?
— Сейчас?
Он смотрит ей в глаза, а она поднимает руку с часами.
— Сейчас половина двенадцатого. В два я должна вернуться в наш округ. Понимаете, меня назначили присяжным заседателем.