Притчи. Хасидские, египетские, суфийские
Шрифт:
— Постой, — сказал озорник, — ты, конечно, вправе ударить меня. Но сначала скажи, что вызвало звук шлепка: моя рука или же твоя шея?
Но дервиш отнюдь не собирался предаваться подобным размышлениям.
— Мне сейчас не до разговоров, мне просто больно. Это тебе угодно строить всякие теории, ведь ты не чувствуешь того, что пришлось почувствовать мне. Вот сейчас я тебя ударю, и можешь сам ответить на свой вопрос.
Однажды
— Я, наверное, скоро умру, если наш наставник будет продолжать игнорировать меня. Ведь он так делает уже десять лет! От этого я чувствую себя невежественным. Я пришел сюда, чтобы учиться, но мне не позволяют этого делать.
С ним не согласился другой ученик:
— А я скорее умру, — сказал он, — если наш учитель перестанет высмеивать меня. Я тоже чувствую себя невежественным, но это движет меня на пути к Истине.
После этого между учениками разгорелся спор, продолжавшийся до самого вечера, до тех пор, пока не пришел учитель. Он успокоил учеников и попросил их изложить суть спора. В этот момент один из учеников сел между спорщиками и поднял руку.
— Говори, — сказал Учитель.
— Я хотел бы попросить вас продолжать игнорировать того, кто сидит слева от меня, пока он не умрет. И я также прошу вас, Учитель, начать игнорировать того, кто от меня справа, и с той же целью. И тогда все остальные смогут воспринимать ваши желания, а мы сможем чему-то научиться и будем избавлены от истеричных новичков.
Однажды разговорились воробей и курица. Воробей сидел на каменном заборе, а курица устроилась внизу.
— Слушай, курица, — начал разговор воробей, — не надоело ли тебе все ходить и ходить по земле и клевать зерна? Ведь ты даже летать разучилась.
— Неправда, не разучилась! — обиделась курица, замахала изо всех сил крыльями и взлетела-таки на забор.
Довольная собой, она в свою очередь спросила воробья:
— А вот теперь ты скажи: тебе не надоело летать и искать себе пропитание? Я вот живу в курятнике, хозяйка каждый день подсыпает зерно в кормушку — клюй себе и клюй, и никаких забот.
В этот момент налетел сильный ветер. Курица попыталась удержаться, но как ни старалась, все же слетела вниз. Воробей же спокойно взлетел, полетал вокруг и, как только стих ветер, сел обратно на забор.
— Видишь, — сказал воробей, — ты, такая большая, надеешься только на кормушку. Вот ты сейчас хотела опереться на каменную стену, я же опираюсь только на свои крылья и сам себе в жизни опора.
По городу ходил человек, с нечесаной всклокоченной бородой, немытыми волосами, в плаще с капюшоном и с четками на шее. Каждому встречному этот человек с гордостью заявлял, что «он суфий
— Почему ты так делаешь? — спросил у человека настоящий суфий.
«Суфий» ответил, что он-де следует наставлениям, записанным в книге для всех, кто встает на путь суфия.
— Но ведь книга эта написана сто лет назад и давно устарела! — воскликнул настоящий суфий, когда увидел книгу.
— Ну и что, — ответил «суфий», — может быть, и так. Но я ее нашел только в прошлом месяце!
Однажды правитель пригласил во дворец суфийского дервиша.
— С давних времен путь дервиша, передаваемый из поколения в поколения непрерывно сменяющими друг друга мастерами, служит таким мощным и вечным источником света, что даже мое царствование является не более чем его слабым отражением.
— Это так, — ответил дервиш.
— Если так, поскольку я знаю это и всеми силами хочу обучиться тем истинам, которые знаешь ты, то учи меня.
Дервиш на некоторое время погрузился в глубокое раздумье, а затем сказал:
— Однако мудрость словами не передается. Так что подождем, когда представится благоприятный момент для ее познания.
Каждое утро дервиш, словно на службу, являлся ко двору правителя, но уроков правителю не давал. Каждый раз, видя у входа во дворец фигуру дервиша в залатанном халате, царь думал: «Этот человек не хочет возвращаться к нашему разговору об обучении и познании истины, хотя и приходит каждый день ко мне, принимает участие во многих делах моего двора, разговаривает, смеется, ест и пьет. Чего он ждет, может какого-то знака?»
Но вот однажды кто-то из придворных во время беседы в тронном зале произнес:
— Дауд, певец из певцов, таланту которого нет равных на этой земле, остановился в нашем городе.
Царь загорелся желанием послушать его пение, однако когда его посланник пришел к Дауду, тот ответил:
— Если твой правитель желает, чтобы я пришел к нему, — я приду. Но если он хочет услышать мое пение, он должен, как и все остальные, ждать, пока на меня не снизойдет вдохновение. Мне удалось превзойти других певцов именно потому, что я знаю, когда мне надо петь и когда делать этого не следует.
Когда царю передали слова Дауда, он воскликнул:
— Неужели нельзя никак заставить его спеть для меня?!
Придворные молчали, они действительно не знали средства, которое бы заставило петь великого певца, когда он этого не хочет. Но тут к царю подошел дервиш и сказал:
— О мой повелитель, мы пойдем к Дауду, только переоденьтесь в одежду простого горожанина.
Вскоре царь, выглядевший как обычный житель города, и дервиш были у дома, где остановился «великий соловей Дауд». Они постучались, и из-за двери раздался раздраженный голос певца: