Притяжение I
Шрифт:
Сердце останавливается от одной только мысли, что мы зависли посреди воздушного океана в сотнях метров над землей в каком-то суденышке с огромным куполом сверху и горелкой. Уму непостижимо! Эта конструкция держится на чистой магии, хотя Генри пытался убедить, что на законах физики. Он упорно рассказывал мне о воздушном шаре и проплывающих мимо нас внизу объектах, но я практически не слушала. Мое сознание было не готово воспринимать все и сразу. Единственное, что я понимала отчетливо, если все это дело начнет падать вниз, и мы стремительно понесемся к земле, я буду счастлива, что последний миг провела именно с ним. Человеком, которого люблю больше, чем саму себя. И какая ирония. Мы с ним точно также,
– Не жалеешь? – коварный вопрос.
Вместо ответа я развернулась и прижалась губами к его губам.
– Ни об одном мгновении жизни, проведенном с тобой, – выдохнула я, получив в ответ головокружительный поцелуй. Властный язык заявлял права, ставил перед фактом, что я всецело принадлежу ему, а я лишь вторила, отвечая на пылкую страсть. Позволяя его рукам скользить под платьем и прикасаться к самым нежным и сокровенным частям моего тела. Прижимая меня к себе, Генри прорычал.
– Ты сводишь меня с ума, Амелия.
Твердый бугорок в его брюках наглядно демонстрировал слова.
– Но не здесь… Я не смею рисковать тобой, – еще один долгий, страстный поцелуй, от которого мы не могли оторваться, кажется, целую вечность, пытаясь надышаться друг другом, испить до дна эту страсть. Она приобрела особую остроту на такой высоте. У меня кружилась голова, сердце явно работало в непривычном режиме, перегоняя кровь, словно все клеточки лично хотели полюбоваться чудесным мгновением и боялись не успеть.
Не здесь, значит? Руку на отсечение дам, он никогда не занимался любовью на воздушном шаре! Отогнав эти мысли, я скользнула ладонью ниже, накрыв выпирающую из брюк плоть. Теплая, упругая, большая, подарившая неземное наслаждение этой ночью. Только недавно я поняла, что нет ничего постыдного или грязного в том, чтобы заниматься любовью с мужчиной, которого любишь. Это желание, подарить всю себя без остатка, льющееся из сердца, из самой глубины души, превращается в удивительнейшую музыку, нотами которой служат наши тела. Они лишь инструменты, а мистер Эллингтон, без сомнений, очень искусный музыкант. Поскольку лейтмотивом этой мелодии служит моя любовь.
Звук расстегивающейся молнии. Его глаза расширились от удивления.
– Что вы собираетесь сделать, мисс Уэйнрайт?
– Ничего, что помешает вам управлять нашим полетом, мистер Эллингтон, – неотрывно глядя в его глаза, при ярких солнечных лучах искрящихся глубоким цветом бренди, я коварно улыбнулась.
– Амелия, – с наигранной угрозой.
– Генри, – рука достигла цели. Веки мужчины предательски прикрылись от удовольствия. Движение, другое, третье. И вот уже влажный от желания, он пульсирует и сам тянется мне навстречу.
Резко развернув спиной к себе, Генри облокотил меня о столик и отошел. Что он задумал? Подавив желание повернуться, я улыбалась и закрыла глаза.
Поцелуй коснулся шеи, лопаток, прошелся вдоль позвоночника, остро отдаваясь в паху выстрелами. При этом кончики его ногтей поднимались по бедрам от колен и выше, пробрались под сарафан и, достигнув заветной цели, замерли. Замерла и я, подавив рвущийся из груди стон. В этот раз с нежностями было покончено быстро. Мужчина задрал подол сарафана и властно вошел в меня, стоя сзади. Какая невообразимая гамма ощущений! Его ладони ласкали мои груди и коротко стриженый бугорок, прижимая мое тело к своему. Мы не занимались любовью, сейчас мы трахались. С рыком, он вбивался в меня, а я выгибалась навстречу, уже не в силах сдержать рвущиеся на волю стоны удовольствия. Только подумать, мы занимаемся сексом в сотнях метров над землей! От этого все ощущения обострялись
Он наклонил меня так, что я полностью легла на стол грудью, а сам, наслаждаясь зрелищем и держа обеими руками за ягодицы, имел. Порочно, пошло, но так искусно, что все внутри трепетало от удивительных ощущений. Он гладил мою спину рукой, а казалось лезвием. Мурашки пробежались от затылка до низа живота. Больно сжав мои ягодицы, и, не переставая входить в меня, Генри нашел мой анус. Господи, неужели он… прежде, чем я успела возмутиться или смутиться, вырвался предательский стон наслаждения. Мужчина мягко массировал меня там, легонько вводя палец внутрь. Неужели можно настолько остро чувствовать его внутри себя? Я была на грани, ощущая его везде одновременно.
– Господи, Генри…. Пожалуйста…
Воздушный шар раскачивался из стороны в сторону, но мне было наплевать, даже если мы сорвемся и полетим вниз. Сейчас не существовало ничего, кроме Генри, меня и нашего наслаждения. Палец стал более требовательным, я крутила попкой навстречу ему и члену, уже не понимая, что доставляет большее удовольствие, уже находясь на грани потери сознания. Толчок, другой, третий, его низкие стоны, полные вожделения и, распахнув глаза, я понеслась навстречу яркому солнцу, позволив себе не только бурно кончить, но и издать при этом звуки, совершенно не подобающие леди. Через несколько толчков, он излился внутрь меня и мы упали на столик, крепко прижимаясь друг к другу и тая от удовольствия. Едва восстановив дыхание, Генри помог мне подняться и, приведя себя в порядок, помог мне поправить сарафан.
Восхищение в его глазах было наивысшей наградой за все трудности, что я переживала из-за него и за все пролитые слезы. За этот взгляд я готова на все. Обняв мое лицо, Генри вглядывался в него, будто раньше не видел. Будто что-то хотел найти.
– Что ты делаешь? – я смутилась.
– Хочу запомнить тебя такой, какая ты сейчас, – серьезно проговорил он. – Восторженной, с выражением абсолютного счастья. Надеюсь, что вся наша жизнь будет состоять из таких моментов, – целомудренный, полный благодарности, ласки и нежности, поцелуй.
– На память надейся, а сам не плошай! – заявила я, щурясь от удовольствия, и достала телефон. – Фото на память?
Слава богу, что я захватила с собой сумочку. Мы фотографировались вместе, на фоне неба и солнца, на фоне играющих ласточек и пушистых облаков. Я не забыла запечатлеть все, что вижу, но, в основном на фотографиях был он, я и мы вместе. И мои волосы, неизменно врывающиеся в кадр благодаря сорванцу-ветру.
Полет длился почти час и, умело натягивая какие-то веревки, что-то вещая про клапан и разницу в плотности воздуха, мой мужчина уверенно возвращал нас с небес на землю. Мне отчаянно не хотелось спускаться. Там, внизу, все по-настоящему. А наверху время словно застыло. Будто мы одни во вселенной и никто не может помешать нашему чистому счастью, разделенному надвое. Нет, не разделенному. Умноженному надвое. Словно наверху наши души чисты, а любовь свята. Чем ближе земля, тем меньше моя улыбка. При приземлении я уже разве что не рыдала, что волшебство закончилось.
Помогая мне выбраться, Генри улыбнулся, и эта улыбка разом отринула все грустные мысли.
– Ты как маленький ребенок, не желающий идти в ванну. Сначала не загонишь, а потом – не выгонишь!
– Мистер Эллингтон. Я вас люблю, – заявила я. И, не желая ничего слышать в ответ, действительно, как ребенок, подпрыгивая от удовольствия, побежала в сторону машины. Вокруг удивительно прекрасный, чистый воздух, светит ласковое солнце, мы пережили удивительное приключение, а рядом – любимый, которому я принадлежу. Большего счастья и придумать сложно.