Притяжение
Шрифт:
Это не может быть реальностью.
Он не может умереть.
Тэлон даже не вспомнит его.
А она обязана запомнить лучшего в мире человека.
Она должна знать моего отца.
— Откуда ты узнала? — сказал я и нежно поцеловал Тэлон в лобик.
Люси кивком указала на Карлу.
— Она позвонила, и я сразу же приехала.
— Ты сама-то в порядке? — спросил я.
Люси поморщилась.
— Нормально. — И, взяв мою руку, слегка пожала ее. — А ты?
Прикрыв глаза, я с трудом сглотнул и очень тихо — так тихо, что сам не
— Нет. — А потом, извинившись перед Люси и пообещав вернуться позже, ушел к Мэри. Люси в ответ сказала, чтобы я не волновался: она будет с Тэлон столько, сколько необходимо. Я был благодарен ей за это: за ее заботу о Тэлон, за то, что она остается здесь ради меня и моей дочери, хотя сам я нахожусь здесь ради других людей.
— Мэри, — позвал я. Она посмотрела на меня, и от боли, переполнявшей ее взгляд, моя душа готова была разорваться. Вид Карлы, сломленной и слабой, окончательно разбил мне сердце.
— Грэм! — воскликнула Мэри и поспешила ко мне.
Я обнял ее и крепко прижал к груди. Она открыла рот в попытке сказать что-то еще, но не смогла произнести ни слова. Мэри начала безудержно рыдать, как и ее дочь, которую я тоже крепко обнял. Я крепко прижимал их обеих к себе, стараясь вселить в их дрожащие тела уверенность в том, что все будет хорошо.
Я стоял, как вековой дуб во время урагана, не имея права согнуться, потому что эти женщины нуждались во мне. Я должен быть для них опорой. Им нужны сила и смелость, и я дам им это. Потому что именно этого хотел от меня ОН.
Быть храбрым.
— Что произошло? — спросил я Мэри, когда она немного успокоилась. Я подвел ее к стоящему неподалеку креслу и усадил в него.
Плечи ее поникли. Нервно сцепив пальцы, с легкой дрожью в голосе она сказала:
— Он сидел в своем кабинете и читал, а когда я вошла, чтобы узнать… — Ее нижняя губа задрожала. — Понятия не имею, сколько он там пролежал. Если бы я пришла туда раньше… если бы…
— Прекрати все эти «если бы». Немедленно, — сказал я. — Ты сделала все, что могла. Мэри, здесь нет твоей вины.
Она кивнула.
— Я знаю. Знаю. Мы готовились к этому дню. Просто я не думала, что он наступит так скоро. Я думала, у нас еще есть время.
— Готовились? — растерянно спросил я.
Она зажмурилась и попыталась вытереть слезы, но они все равно продолжали катиться по щекам.
— Он не хотел, чтобы я тебе говорила.
— Говорила о чем?
— Грэм, он болен уже давно. Несколько месяцев назад врачи сказали, что если не сделать операцию, то через несколько месяцев его сердце просто перестанет биться. Но делать операцию — это тоже большой риск, и он отказался. Ведь раньше он уже перенес несколько подобных. Я долго и упорно уговаривала его согласиться, но он очень боялся, что уйдет в тот день и больше никогда не вернется. Он сказал, что предпочитает каждый отпущенный ему день провести в окружении любимых людей.
Он знал?
—
Мэри взяла мои руки в свои и понизила голос.
— Он не хотел, чтобы ты от него отдалялся. Олли думал, что если ты узнаешь о его болезни, то станешь холодным и отстраненным, чтобы защитить себя от слишком сильных чувств. Он понимал, что ты окончательно уйдешь в себя, и эта мысль разбивала его сердце, Грэм. Он очень боялся потерять тебя, потому что… ты был для него сыном. Ты был для нас сыном. И если бы в последние дни его жизни ты покинул бы его, Олли оставил бы этот мир с тяжелым сердцем.
В груди защемило, и мне потребовались все внутренние силы, чтобы не заплакать. Я покачал поникшей головой.
— Он мой лучший друг.
— А ты — его, — ответила Мэри.
Мы ждали и ждали, когда уже, наконец, придут врачи и прольют свет на происходящее. Вскоре один из них появился и вежливым кашлем привлек наше внимание.
— Миссис Эванс? — спросил он.
Мы все повскакивали со своих стульев — нервы были на пределе.
— Да, это я, — ответила Мэри, и я взял ее дрожащую руку в свою.
Быть храбрым.
— У вашего мужа была остановка сердца. В данный момент он находится в реанимации — его подключили к аппарату искусственной вентиляции легких. Должен сказать правду: дышать самостоятельно, без аппарата, он не сможет. Мне очень жаль. Я знаю, это тяжело принять, поэтому могу организовать вам встречу со специалистом, который поможет в принятии верного решения.
— Вы хотите сказать, что мы должны либо отключить аппарат, либо оставить его в том состоянии, в котором он сейчас? — спросила Мэри.
— Да. Но прошу понять правильно — он в тяжелом состоянии. Мы не сможем для него ничего сделать — разве что обеспечить комфорт. Мне очень жаль.
— О, Боже! — воскликнула Карла, падая в объятия Сьюзи.
— Можно нам повидать его? — спросила Мэри дрожащим голосом.
— Да. Но только члены семьи. И только по одному, — ответил врач.
— Иди первым, — сказала Мэри, поворачиваясь ко мне, словно не допускала мысли, что я не член семьи.
Я отрицательно покачал головой.
— Нет. Пойти должна ты. Правда. Я подожду.
— Я не могу! — воскликнула она. — Я не могу первой увидеть его. Пожалуйста, Грэм. Пожалуйста, иди первым. А потом расскажешь мне, как он там. Пожалуйста.
— Хорошо, — сказал я, по-прежнему немного обеспокоенный тем, что она останется здесь без моей поддержки. Но, прежде чем я успел что-то сказать, Люси подошла к Мэри и взяла ее за руку. Ее нежный взгляд обещал мне, что она будет рядом.
— Я провожу вас в палату, — сказал врач.
Пока мы шли по коридору, я изо всех сил старался взять себя в руки. Изо всех сил старался не показать, что страдаю всей душой, но… как только оказался в палате один на один с профессором Оливером, силы покинули меня.