Притяжение

Ann Lee

Руслан повернулся на бок, откидывая одеяло, и только сейчас понял что он один.

Он моментально разлепил глаза и сел в пустой постели. Царицы не было рядом, только примятая подушка, тонкий сладкий аромат, и фантомные ощущения тёплой кожи на кончиках пальцев.

Они вчера так и не поговорили.

Вика что-то пыталась начать, лепетала, но Руслан останавливал её каждый раз, когда она с покаянным взглядом пыталась найти подходящие слова. Он не хотел ничего слышать. Вчера, ему хватило информации с лихвой, и начинать новый тяжёлый разговор было выше его терпения и сил. Потому что он бы не сдержался.

С его языка так и рвались одни непечатные слова и междометия.

Всё-таки царица была коварной представительницей своего рода, типичной стервой. Как бы ни осветлял он её образ. Как бы ни придавал ей лучшие качества. Она переигрывала его. Сперва он смирился с непреодолимым влечением к ней, с её властью. Смирился, что беременна не от него. Что по легкомыслию легла, после него, под своего мужа. Свыкся с этой мыслью, поняв, что в конечном итоге ему всё равно, лишь бы теперь была с ним. А в итоге она его опять переиграла. Оказалась верной, и ребёнок это его. Вот только говорить ему об этом не собиралась. Вроде как облегчение, но чувства гадского подвоха, обмана, не оставляли Руслана. И он молчал. Ему нужно было свыкнуться с новой реальностью, понять, как действовать дальше, и для этого ему нужна была тишина и одиночество.

Как только они добрались до дома, Руслан отправил Вику наверх, рыкнув, чтобы ложилась спать, и его не ждала, и она, понурившись, чётко осознавая свою вину, побрела наверх. И нет, этим своим поведением она не вызывала в нём жалость, ему наоборот хотелось встряхнуть её и потребовать ответа.

Какого хрена молчала? Если бы не Витёк, так ему и не сказала бы? И вообще, что это за хрень такая? Смотрит в глаза, словно преданная лань, а сама за пазухой камень держит?

Он был готов, плюнут, и свалить. Там у её подъезда. Потому что больше всего в жизни Руслан ненавидел предательство. Он его объелся в своей жизни. Настолько что не посмотрел бы, что без царицы не жить ему. Жгло в груди ядом, от обмана. Расползалась сраная горечь по венам. Разочарование глушило, настолько, словно он был в вакууме.

Витёк мог сколько угодно бить его, он всё равно бы не почувствовал боли. Вся она пришлась на неё. На эту голубоглазую стерву, что забралась под его броню, нашла мягкое место и впилась в подлом укусе, так что не вырвешь её уже оттуда. Только пуля в лоб. И то не факт.

Вика смотрела растеряно и виновато, пыталась оправдаться, что-то донести до него. Но до Руслана не доходили её слова, и он почувствовал облегчение, когда Витёк стал оттаскивать её от него, потому что ещё мгновение, и он бы придушил эту сучку.

Из красной пелены ярости Руслана вывели её слова. Она кричала, что любит его, что с ним она чувствует себя женщиной, но самое главное, она делала выбор. Не просто выбирала среди мужиков. Вика выбирала его, отказываясь от своей семьи, понимала, что они не поддержат и не простят, но делала этот выбор, в пользу их с Русланом семьи.

Он видел немой вопрос в её взгляде, видел, её страх, смятение. И его это, несомненно, грело, но больше всего ему это было нужно. Потому что если бы она оставила это разгребать ему, он бы наступил бы себе на горло, но не за что бы ни стал её возвращать. Как бы ни давило под грудью, как бы ни горело. Руслан был непреклонен. Но Вика сделала верный шаг, толи поняла, что точка невозврата рядом, толи

действовала по наитию, но она выбрала верную тактику. Она сделала выбор, отчаянный и сложный, и ему ничего не осталось, как принять её. Потому что, за всей этой красивой обёрткой, был стойкий характер, была жажда жизни, храбрость, которые поразили его с самого начала, было то, за что он полюбил её.

Всё это ему нужно было обдумать, и он полночи сидел в кабинете, хмуро гоняя мысли в своей голове, и отсрочивая момент, когда поднимется к ней. Он разрывался между желанием обнять её, и выдохнуть горячим дыханием в её кудряшки, и чувством горечи и досады на неё. Он понимал, что теперь окончательно взял на себя ответственность за эту женщину. Теперь все её проблемы, это его проблемы, и он должен оградить её от неприятностей. Но гадливое чувство мести, рисовало в воображении планы по наказанию царицы, по её усмирению.

Накрутив себя изрядно, Руслан всё же отправился спать. Осторожно лёг на свою сторону, повернувшись лицом к сопящей Вике. Он полежал, привыкая к соседству, с ней, послушал мерное дыхание, и уже устало прикрыл глаза, как она, нащупав его руку, потянула её на себя, и положила на оголенный твёрдый живот, из глубины которого он почувствовал отчётливый толчок. Потом ещё один, и Вика охнула.

— Тебе больно? — обеспокоился Руслан, в миг, забыв обо всех своих переживаниях.

Он продолжал поглаживать твёрдую плоть, и чувствовать странные и удивительные подёргивания внутри.

— Чувствительно, — хрипло ответила Вика, и Руслан понял, что она спала.

— Он тебя разбудил или я? — спросил Руслан, продолжая греть ладони на её животе.

— Ты. Я тебя ждала, — она поворочалась, удобнее устраиваясь, и живот снова отреагировал, атакуя ладонь Руслана, парой неясных толчков.

— Тебе действительно не больно, — удивился он.

— Нет, он ещё маленький, и пока это ощущается как некое волнение, — ответила она.

— Маленький?

— Да, он сопоставим с маленькой дынькой, всего с килограмм.

— Он, — снова повторил Руслан и только сейчас осознал, что Вика, говорит о ребёнке в мужском роде, и вспомнил, что и до этого в разговоре уже упоминала, что будет сын.

Его сын.

— Да, — совсем уж тихо ответила она, — он, сынок.

— Руслан, послушай, — начала она, после затянувшегося молчания, но Руслан пресек её попытки говорить.

— Замолчи, — сказал он, и положил её голову на своё плечо, и обнял, — просто замоли и спи.

И она подчинилась, удобнее устроилась в его объятиях и вскоре засопела, а он так и лежал, поглаживая её живот, который тоже угомонился, и теперь просто грел его ладонь.

А утром, проснувшись, Руслан, не нашёл царицу рядом.

19

Она была в гостиной. Стояла перед картиной, и завороженно смотрела на неё, не замечая даже, что уже не одна. На ней была его рубашка, широкая, но всё же обрисовывающая животик, и его же носки на ногах, так нелепо скатанные вниз, больше напоминали, разношены тапки.

Вика была домашняя и вполне вписывалась в его достроенную, наконец, гостиную. В этот аскетичный и минималистичный дизайн. Он доделывал её ещё не думая, что сюда вернётся она. А вот картину, на которую она так залипла, покупал уже с умыслом, в коем-то веке уловив отражение своих чувств в искусстве.