Привал странников
Шрифт:
Под душем как следует помылся с мылом. Переоделся в свежее и уселся перед балконом. И скучно что-то стало. Набрал казаряновский телефон.
– Ты что делаешь, Ромка?
– Дрова рублю!
– злобно отозвался в трубке Казарян.
– Бросай колун, езжай ко мне, - приказал Смирнов.
– Ты что думаешь, у меня других забот нет?!
– бешено залопотала трубка.
– Крестничек твой, Армен, цветок жизни, мать его за ногу, тут такое устроил!
– Ты его от моего имени высеки, Рома.
– Его высечешь, - пожаловался Казарян и добавил: - Я ему морду набил.
– Ну, вот видишь,
– Не могу, Саня.
– Ты что, еще прощения у Армена не попросил?
– Ага.
– Ну и черт с тобой!
– вдруг обиделся Смирнов и бросил трубку.
Альки - нету, Ромки - нету, дела - нету. А всего-то половина шестого. Смирнов включил телевизор. Всюду бурлила жизнь. Спорили, кричали, иронизировали - убежденно, с удовольствием, без тормозов. Хорошо! Убедившись, что все в порядке, Смирнов телевизор выключил и пристроился на диванчике. Ногу натрудил, и она заныла. Ныла, ныла и стала понемногу затихать. Незаметно подкатило томное преддверие сна. И - надо же, грянули длинные звонки междугородной. Естественно, Лидия.
– Ну, как ты там?
– так, между прочим, осведомилась через тысячу с гаком верст Лида.
– Да все нормально.
– А дела?
– Какие дела?
– удивился жениной осведомленности Смирнов, но вовремя вспомнил, что смылся он в Москву по наспех сочиненному поводу - хлопотать о пересмотре его не по чину скромной пенсии.
– А-а, дела! Дела в порядке. Обратился в министерство с подробнейшим ходатайством. Алька помогал бумагу составлять. Теперь вот жду аудиенции.
Врал Смирнов убедительно, как в молодые годы. Лида верила.
– Ты к Валерке обратись. Он поможет.
– Не буду я обращаться к твоему знатному брату, - мрачно и на этот раз абсолютно искренне заявил Смирнов.
– Почему ты его не любишь, Саша?
– в который раз задала вопрос Лида.
– О, господи!
– взмолился Смирнов и, давая понять, что разговор о брате безоговорочно прекращается, спросил: - Как дома?
– Дома как положено, - холодно ответила обиженная Лида и задала главный вопрос: - Когда появишься?
– Да, понимаешь, все зависит от начальства. Подожду немного для приличия, а потом начну действовать: ходить, нажимать...
– В Москве хорошо, Саша?
– спросила Лида. И Смирнов не стал притворяться, ответил:
– Хорошо.
– Дурачок ты!
– ответила всепонимающая Лида.
– Как нагуляешься, бери бабку Варьку с выводком - и к нам.
– Будет сделано!
– Пьете втроем сильно?
– Да что ты, Лида!
– Знаю я вас. Ну, в общем, скучаю без тебя. Целую.
– И повесила там, далеко-далеко, трубку.
Пронесло. Смирнов обрадовался - захотел есть. Прошел на кухню, открыл холодильник, посмотрел на початую бутылку водки, только посмотрел, достал масло, яйца, быстренько сделал яичницу и с огурчиками-помидорчиками умял ее. Попил кофейку со сливками и осоловел. Вышел на балкон - развеяться. Город утихал. Ушел общий шум, и стали прорезаться отдельные звуки: звонкий детский голос, грубый мужской смех, грохот бросаемых магазинными грузчиками ящиков. Прибегал и убегал автомобильный шелест. День кончился, но до темноты еще далеко. Нет конца безработной субботе. А впереди еще воскресенье.
Он покопался в
Дамочка-авантюристка вместе со своим напарником-любовником решили грабануть амстердамских ювелиров. Смирнов напрягся в ожидании. И тут вырубилось электричество. Тьма беспросветная до тех пор, пока не проступил серо-туманный просвет окна, по которому Смирнов сориентировался в настоящем моменте жизни. Осторожно поднял, ощупал ставшую привычной самшитовую палку и опасливо, как по болоту, направился к двери.
Из-за двери уже доносились взволнованные соседские голоса, еле слышимые - хорошо была оббита дверь. И вдруг совсем рядом:
– А у Спиридоновых кто-нибудь дома есть?
Снизу визгливый женский голос:
– Да есть, есть! Я видела, у них свет горел. Все о перестройке говорит, а о таком безобразии молчать будет. Как же, мелочь, пустяк, не до того великому журналисту!
Язва, живущая этажом ниже. Она уже интересовалась у Смирнова, кто он такой. Смирнов открыл дверь, вышел на площадку и объявил злорадно:
– Нету великого журналиста! На даче он. А что надо?
– Надо, чтобы электричество было. Хотя бы без демократизации, откликнулась снизу местная ведьма и, считая разговор со Смирновым законченным, сказала кому-то: - Вы в ДЭЗ звоните, а я в аварийную службу.
Смирнов потоптался малость в полной темноте и, как слепец, выставив вперед руки, направился к родимой двери. Наткнулся на нее, закрытую, хоть он и не закрывал ее. Видимо, сквозняком притянуло. Слава богу, защелка на предохранителе. Он вошел в прихожую, в почти такую же тьму. Почти незаметно светился дверной проем в столовую. Он последовал туда.
Что это было? Озарение, звериный инстинкт, предчувствие страшной опасности от закрытой не им двери? Или вторым зрением увидел нечто? Что это было?
Сам от себя такого не ожидая, он рухнул на одно - здоровое - колено и двумя руками вознес над собой палку. Нечто гибко-тяжелое обрушилось на палку и отлетело в сторону. Тотчас Смирнов со страшной силой опустил палку вниз перед собой. И попал: кто-то глухо взревел. Смирнов слегка расслабился, за что и поплатился: его безжалостно ударили ногой в живот. На мгновенье он потерял сознание.
Очнулся он, когда его, как мешок, волокли к балкону. Не волокли волок. Человек, беспрерывно матерясь шепотом, тащил его по паркету за воротник рубашки одной рукой. Попал, видно, Смирнов, попал.
Смирнов скользил по полу, туго соображая. Палки в руке не было. Теперь только одно: сохраниться, сохранить силы на последнее. Не сопротивляться пока, не сопротивляться. Человек втянул его на балкон, наклонился над ним и тихо спросил:
– Оклемался, падло?
За грудки поднял Смирнова, приставил к стене. Смирнов понял, что сейчас будет, и как мог напряг брюшной пресс. Человек с левой, всем, чем мог, ударил его в солнечное сплетение.