Приватизация по-российски

Чубайс Анатолий

Другое дело — национализация того, что приватизировано незаконно. Тут вопросов нет, если соблюдается единственное и необходимое условие: незаконность приватизации доказывается в суде.

Однако, насколько я знаю, в Белом доме вынашивается несколько другая идея национализации. Там часто говорят о том, что приватизированную собственность хорошо бы отобрать у предприятий в счет их долгов бюджету. То есть конвертировать долги в собственность.

Моя позиция по поводу такой национализации: да, есть случаи, когда это имеет смысл делать. Но при этом надо четко понимать, что физические возможности государства по управлению своей собственностью

крайне ограничены. Я считаю, что уже сегодня государство не в состоянии эффективно управлять тем количеством объектов, которые находятся в его собственности. И проблем здесь множество.

Арендная плата с государственных объектов в лучшем случае только на 50 процентов уходит в бюджет,

собственнику, все остальное остается в карманах у директората. А что делается с госпредставителями в акционерных обществах! Как правило, они отстаивают не интересы государства в акционерных обществах, а, наоборот, интересы АО в коридорах власти.

У государства сегодня просто физически не хватает ресурсов отследить, что происходит на неприватизированных предприятиях. Ведь что такое государственный контроль за предприятием? Это задача для профессиональной команды высочайшей квалификации. Если вы хотите по-настоящему отслеживать интересы государства, например, в РАО “ЕЭС”, вам нужно иметь высочайшего класса профессиональную команду, которая будет постоянно анализировать все финансовые, технологические, производственные процессы; которая будет изо дня в день отслеживать огромный объем информации. Это дорогостоящая, тяжелая задача, требующая, между прочим, и больших денег для привлечения квалифицированных специалистов.

В этом контексте идея преобразования долгов в собственность приведет к еще более неэффективному распылению государственных ресурсов. Попытка проконтролировать все обернется еще большей потерей управляемости экономикой и ростом коррупции. Конечно, могут быть редкие ситуации, когда подобные шаги окажутся целесообразны. Я бы, например, совсем не возражал против внесения в уставный капитал РАО “ЕЭС” отдельных объектов, например приватизированных без участия федеральных органов власти “Якутскэнерго” или “Татарэнерго”. Одним словом, подобного рода национализация может быть только “точечной”, только выборочной. Вопрос о доле госсобственности сегодня должен рассматриваться как вопрос исключительно прагматический, но отнюдь не политический.

То же самое относится и к идее национализации банков, получившей активное хождение в эпоху финансового кризиса. Что интересно: с этой идеей стали выступать многие собственники банков. Почему? Потому что в эпоху кризиса рыночная цена банковского бизнеса приблизилась к нулю или даже стала отрицательной. При этом вся политическая ответственность осталась. Конечно, многие банки оказалась заинтерё1 сованы переложить и свою ответственность, и свои финансовые проблемы на плечи государства. Но стоит ли государству взваливать их на себя? Я бы отнесся* идее национализации банков очень осторожно.

Конечно, если банк серьезный и если общенациональные потери от его краха будут слишком большие, государство не должно дать такому банку обрушиться. И в данном случае большие финансовые вливания вполне разумно сочетать с национализацией. Но опять же надо очень внимательно смотреть: а в каком состоянии находится банк? Что, собственно, за ним осталось? Если здание уже переведено в собственность другой компании, принадлежащей лично президенту банка, а денежные активы —

в управление или под залог в другие коммерческие структуры, государству надо очень подумать и профессионально все взвесить, прежде чем ввязываться в национализацию такого банка и взваливать на себя его финансовые проблемы.

ЗАДАНИЕ НА ЗАВТРА: ПРАГМАТИЗМ И ЕЩЕ РАЗ ПРАГМАТИЗМ

Приватизационный процесс сегодня принципиально отличается от разгосударствления образца 1994— 1995 годов. Если приватизация тогда на 95 процентов была вопросом политики и только на 5 — экономики, нынче ситуация прямо противоположная: приватизация перешла в разряд проблем сугубо экономических и разве что процентов на пять еще продолжает оставаться вопросом политики. Все очень просто: на старте реформ мы решали задачу становления частной собственности. Теперь же, когда эта задача решена, можно думать о вещах сугубо экономических и прагматических: о подтягивании стратегического инвестора, о формировании эффективного собственника.

У государства остается целый ряд заманчивых и соблазнительных объектов, которые можно и нужно продавать. Я имею в виду “Роснефть”, “Сеязьинеест”, РАО “ЕЭС”... Речь идет о сделках штучных, но масштабных, требующих сложнейшей предпродажной подготовки. Безусловно, это должны быть сделки конкурсные, конкурентные. И уровень контроля со стороны государства должен быть высочайшим. Уже на стадии заключения самой сделки нужно закладывать жесткие условия, которые позволят расторгнуть ее в том случае, если инвестиционные обязательства не будут выполняться.

Такая, штучная, приватизация будет нацелена не на латание бюджетных дыр, но на поиск стратегического инвестора. Возьмем, например, “Связьинвест”. Когда мы первый раз продавали пакет акций этой компании, решали прежде всего бюджетные проблемы. Жизнь понуждала нас к этому. В результате базовая задача — формирование стратегического инвестора, который станет заниматься предприятием не ради будущей перепродажи, а ради самого бизнеса, — так и осталась нерешенной. Именно эта задача станет в повестку дня очередного этапа приватизации.

Привлечение инвестиций, преобразование самого предприятия, формирование эффективного собственника — на эти сугубо экономические проблемы и будет нацелена приватизация в ближайшие годы. Сегодня, когда основы частной собственности в стране уже заложены, процесс разгосударствления в России может стать наконец делом абсолютно прагматическим.

ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ

Анатолий ЧУБАЙС

Приватизация состоялась. Мы ее сделали.

Теперь нам часто говорят: “Плохо сделали. Не то. И не так”. К нам и к нашей приватизации предъявляют длинный список претензий. И самая болезненная для нас: приватизация привела к жесточайшему расслоению, к обнищанию большей части населения; приватизация оказалась несправедливой.

Это очень неоднозначная, зыбкая тема: “справедливость — несправедливость”, “расслоение — равенство”. Не будем утверждать, что по итогам приватизации собственность досталась всем поровну. Не будем говорить также о том, что стартовые шансы были у всех равны. Конечно, заранее было понятно, что возможность получить хороший кусок собственности у работников промышленных предприятий была больше, чем у учителей и врачей, а у директоров — больше, чем у рабочих.