Приватная жизнь профессора механики
Шрифт:
А что 'тогда', я так и не успел узнать, потому, что из смежной комнаты вдруг быстрой походкой вышел человек, появление которого заставило Тициана, да и меня, конечно, встать навытяжку. Этим человеком оказался Президент Академии, великий учёный-математик Николай Иванович Мусхелишвили. Я впервые в жизни увидел живого классика, равного, пожалуй, Ляпунову, Остроградскому или Гамильтону по значимости.
Классик был в помятом костюме с помятым же галстуком на боку, и растёгнутыми верхними пуговицами рубашки. Рассказывали, что он был так рассеян, что однажды появился на работе в двух
– Батоно Нико, - сказал Тициан, когда Президент передал ему стопку каких-то бумаг, - хочу представить вам молодого учёного Нурбея Гулиа, которого думаю взять к себе на работу.
– Гулиа, Гулиа, - повторил классик, пожимая мне руку, - да это же писатели!
– Да, батоно Нико, - подтвердил Трили, - это его дед и дядя писатели, я их хорошо знаю, но сам он - учёный, причём в моей области знаний. Сейчас он учится в аспирантуре в Москве, должен скоро защититься, а затем приедет на родину - в Грузию!
– Это хорошо, - скороговоркой подтвердил батоно Нико, - хорошо, когда из Москвы - на родину, вообще - из Москвы - это хорошо!
– и ретировался в свою комнату.
Мы с Тицианом сели. Я достал статью, где писал о перспективных автомобильных проблемах, тех, о чём я рассказывал выше. Авторами были записаны академик Трили и я. Тициан внимательно прочёл статью, а потом, вычеркнув мою фамилию, написал: 'профессор Б.С. Фалькевич'. Улыбнувшись, он сказал мне фразу, которую я хорошо запомнил:
– Лучше - одной статьёй меньше, а одним другом больше!
Статья в рекордные сроки была опубликована в самом солидном журнале Академии Наук СССР.
Разбитая дверь
Я обещал потратить своё свободное время на борьбу с Мазиной и должен был выполнить своё обещание. Но всё, почти как у Тициана Трили, 'руки не доходили'. Но, наконец, дошли. И всё благодаря Васе Жижикину.
Пока не началась знаменитая на весь городок моя свара с Мазиной, я тратил свободное время на всякие пустяки, шуточки. После каждой выпивки наш 'татарин' Саид Асадуллин показывал в общежитии номер, который, по его словам, исполнял в мире он один. Каждому, кто его исполнит, татарин обещал бутылку водки. Номер заключался в том, что Саид брал в руки ремень по ширине плеч, и перепрыгивал обеими ногами через этот ремень, согнувшись в три погибели и подсовывая ремень себе под ноги. Это только выглядит легко, а попробуйте сами! Самый здоровый из соседей - Мотя, и тот падал носом, когда пробовал, а Жижкин даже и не пытался.
Желая выиграть у Саида, я начал тренироваться, падал, вставал и постигал мастерство.
– Почему татарин может, а я с моими ногами штангиста - нет? Не бывать такому - решил я, - и научился прыгать. Причём не только вперёд, а что гораздо труднее - и назад.
И в очередной раз, когда Саид заявил, что только он, единственный татарин на свете, может перепрыгнуть через пояс, я 'разозлился' и сказал:
– Гони бутылку, сейчас я буду прыгать!
– Гани бутылк, гани бутылк! Ты прыгни наперёд, а я - гани бутылк!
Я лениво взял в руки пояс и легко перепрыгнул через него несколько раз вперёд, а потом и назад. Все ахнули. Саид, мгновенно
– Татарин, а хочешь меняться - ты ставишь ещё одну бутылку водки, а я - бутылку десятилетнего коньяка из Тбилиси!
Саид смекнул, что эта сделка выгодная, но всё-таки потребовал:
– Покажи!
– Ты что, своим не веришь, не поставлю - ты можешь свою бутылку и не открывать: и т.д. и т.п.
Татарин побежал ещё за одной бутылкой, а я открыл подарочный набор 'Охотничий', который привёз из Тбилиси. Там были три маленькие бутылочки по 25 миллилитров (грамм) 10-летнего коньяка - точные копии обычных бутылок. Я достал одну из них, поставил на стол, и мы стали ждать прихода Саида. Тот забежал с бутылкой и уставился на это 'чудо' на столе.
– Это не бутылк!
– только и сказал он.
– А что это - чашк, банк или кружк?
– это и есть бутылк, только маленький, а размеры мы и не оговаривали!
– убеждал я Саида. Ко мне присоединились и соседи, которые тоже убеждали Саида: 'Это бутылк, настоящий бутылк!'
Добрый татарин не выдержал - открыл бутылку и разлил водку по стаканам. Для запаха мы добавили в каждый стакан по напёрстку коньяка, а красивую бутылочку Саид запрятал себе в тумбочку.
– Чтобы помнил, как меня надули!
– смеясь, сказал он.
Назавтра выпить уже было нечего, я и вечером проглотил вторую бутылочку коньяка. А потом шальная мысль пришла мне в голову. Я втихую поставил эту пустую бутылочку рядом с первой в тумбочку Саида. А вскоре появился и слегка выпивший Саид.
– Как ты меня вчера надул со своей бутылочкой коньяка!
– вспомнил Саид.
– Может и надул, но если быть честными, то бутылок коньяка было две!
– убеждённо сказал я.
– Один, один!
– настаивал Саид, ища поддержку у соседей. Но они только воротили носы, не понимая, чью сторону выгоднее принимать.
– Давай спорить на бутылку водки - предложил я, - что бутылок коньяка было две!
– Давай!
– вдруг согласился Саид, - я знаю, как доказать. Я спрятал пустой бутылк в тумбочка!
Саид открыл тумбочку и достал: две пустые бутылки из-под коньяка. Жаль, что я не сфотографировал выражение лица Саида. Станиславский сказал бы, что это мимика 'высшей степени удивления'. Не меньшее удивление было и на лицах у соседей - они же видели вчера, что Саид прятал в тумбочку одну пустую бутылку. Но им маячила выпивка 'на халяву', и они признали, что бутылки было две.
Саид побежал за водкой:
Назавтра я выпил последнюю бутылку коньяка, а пустую, конечно же, сунул опять в тумбочку Саида. И когда вечером подвыпивший Саид пришёл домой, я сразу 'взял быка за рога'.
– Ну, Саид, значит, выпили мы с тобой мои три бутылки коньяка:
– Что?
– перебил Саид, - какой три бутылк?
– и он быстро открыл тумбочку, где красовались живописной группкой три цветастые бутылочки.
– Сволочи!
– возопил Саид, - надули меня всё-таки!
– А вы, - он кивнул на соседей, - вместо того, чтобы сосед помогай, этот жулик, - и он показал на меня, - помогай!