Приватная жизнь профессора механики
Шрифт:
Я с благодарностью пожал протянутую Борисом Михайловичем руку, и он показался мне красивее самого Алена Делона.
Как и следовало ожидать, я обмывал моё утверждение. В первый же день с Тамарой в ресторане гостиницы 'Националь', в том старом корпусе-коробке, что уже разрушили. Познакомился и танцевал я там с очаровательной шведкой лет четырнадцати, не по годам рослой. Та, в свою очередь, представила меня своей маме, тоже очаровательной, тоже шведке, но лет тридцати. Не успели мы по душам разговориться по-английски, как подошла Тамара, и, надавав мне подзатыльников, увела
А назавтра выпивали мы уже в ИМАШе, в лаборатории, при закрытых дверях.
– Что это ты всё с одной, да с одной ходишь?
– недовольно спросил меня один из сотрудников Мони, давний мой приятель по имени Алик, - да ещё она и сюда повадилась ходить, 'слопает' она тебя и не моргнёт! Хочешь новую бабу - молодую, лет двадцати?
– предложил Алик, - сегодня же!
И он набросал план действий. Я звоню на работу к Тамаре, говорю, что выпиваю сегодня допоздна с друзьями и там же остаюсь на ночь. Алик звонит своей 'бабе' - тоже молоденькой девушке и предлагает встретиться, только чтобы та привела свою подругу. Встречаемся и идём на квартиру к Алику, где две комнаты - на всех хватит.
Разгорячённые выпивкой и масштабом планов, мы пришли на место встречи и обнаружили только знакомую Алика по имени Люба. 'Моя' по имени Люда должна была скоро прийти. Алик её хорошо знал, и что греха таить, имел на неё определённые планы. Тут в его голову пришёл гениальный вариант плана.
Он отозвал меня в сторону и спросил, нравится ли мне Люба. Получив утвердительный ответ, он раскрыл мне свой план. Мы берём в магазине чего надо, и я с Любой еду на квартиру Алика, ключ от которой он даёт мне. Сам же остаётся ждать Люду, и забирает её туда же. Но эта 'легенда' - только для Любы. На самом же деле Алик и Люда едут к нему на дачу, на своё собственное свидание. А я остаюсь с Любой и поступаю с ней, как заблагорассудится.
Но 'хотели как лучше, а получилось как всегда'. Иначе говоря, Люба-то со мной пошла, а вот Люда идти с Аликом отказалась. Они поссорились, и Алик уехал один. Мы же с Любой, утомившись ждать друзей, стали выпивать сами. А тут позвонил Алик и сказал Любе, что он сегодня к нам не приедет, и мы можем поступать, как захотим. Я услышал только, что Люба обозвала кого-то по телефону свиньёй.
Мы допили всё, что оставалось и легли спать. Люба произвела на меня отличное впечатление, и уже утром я предложил ей взять отпуск и ехать со мной на море. Она согласилась. Я заезжаю днём в Мамонтовку и беру свой портфель. Тёте Полли говорю, что с Тамарой всё согласовано.
Вот тут кончается всё хорошее и начинается один кошмар. В ИМАШ, где я сидел и точил лясы с Моней, звонит Тамара и строжайше приказывает мне прибыть в Мамонтовку. Иначе - она едет к Бусе на субботу и воскресенье! А у меня на шесть вечера назначена встреча с Любой. Не зная, что и предпринять, я иду на встречу с Любой и вместо блондинки Любы ко мне подходит тёмноволосая девушка и называет себя Людой. Говорит, что Люба занята и попросила её, как подругу, провести вечер со мной. Подруга мне тоже понравилась, и я приглашаю её в квартиру Алика, благо сам Алик на даче.
Она идёт
Время уже за полночь, выхожу из дома немного проветриться и привести мысли в порядок. Прохожу мимо телефонной будки и вижу - в ней стоит рослая, хорошо одетая красивая девка, почему-то босая, и пьяным голосом кричит в трубку:
– Гиви: твою мать, дай мне Шоту! Шота - ты? А где он? Тьфу, твою мать!
– плюёт в трубку и бросает её висеть на проводе.
Я строго выговариваю ей, что так делать не следует, вешаю трубку, и замечаю, что с грузинами, да и вообще с кавказцами дело иметь опасно:
– Тебя как зовут?
– вдруг спрашивает девица с отчаянным выражением на лице.
– Влип, - думаю я - это же курам на смех - советую не иметь дела с кавказцами, а сам - при таком имени:
И отвечаю ей по-еврейски - вопросом на вопрос:
– А тебя?
– Я - Маша!
– пьяным голосом отвечает девица, выходит из будки, берёт меня под руку, - пошли!
– Куда?
– в ужасе спрашиваю я.
– К тебе, ко мне - безразлично! Мне плохо - понимаешь?
– заглядывая мне в глаза, быстро говорит босая Маша.
– Как не понять - самому плохо!
– и я, взяв грех на душу, веду Машу в квартиру Алика.
Мы выпиваем, что осталось, а осталось почти всё; Маша рассказывает мне какую-то ахинею про её любимого Шоту и 'пидораса' Гиви. Она плачет, целует меня и спрашивает - не грузин ли я, так как очень похож на её Шоту:
Маша сама тянет меня в койку, и ведёт себя там очень страстно, приходится даже прикрывать её рот, чтобы соседей не испугать. Потом мы выпили ещё и забылись.
Просыпаюсь я часов в шесть - Маши нет рядом. На цыпочках выхожу из комнаты, а моя рослая босоногая фея, в чём мать родила, роется в ящиках Аликиного комода:
Вот почему Шота 'игнорирует' Машу - она же воровка!
– доходит до меня.
– Маша!
– громко крикнул я, и голая леди вздрогнула и выпрямилась, - у тебя туфли украли?
– Украли, - кивает она головой, как болванчик - украли!
– Но разве это хорошо, - продолжаю я, - вот ты и ходишь босая! Квартира эта чужая, понимаешь ли ты, подо что меня подводишь? Ложись!
– как офицер солдату, приказываю я.
Маша забежала в 'нашу' комнату и мигом исполнила приказ.
– До чего ж хороша девица - между делом думаю я - и красива, и страстна - а воровка! Да и проститутка, уж точно! Жалко, а какой любовницей могла бы стать!
Утром она выпила крепкого кофе, я - чаю. Даю ей двадцать пять рублей на туфли; не итальянские, конечно, но неплохие советские купить можно. И выпроваживаю с поцелуем за дверь. Мне пора ехать на дачу Алика, а это вёрст семьдесят на электричке, а потом пешком километра четыре.