Привет кошке!
Шрифт:
Кот остановился и небрежно скосил глаз на Почемучку и О-Бакэ-тяна.
— Гм… Я думал — кто это, а это бездомная кошка. А рядом с тобой кто?
Кот рявкнул так неожиданно, что О-Бакэ-тян от испуга подпрыгнул. И, вися в воздухе, вежливо поклонился.
— Здравствуйте! — сказал он. — Я не чудище. Я — О-Бакэ-тян. Привет кошке!
Тогда полосатый кот поднял одно плечо и помахал хвостом.
— Как? «Привет кошке!»? Какой кошке?! Здесь нет никакой кошки, кроме меня, Куротора. Какой кошке ты шлёшь привет?
— В-в-вам, господин Куротора.
О-Бакэ-тян так испугался, что стал
— Ты что это? Попробуй только появись! Схвачу, отколочу и ногой пну!
— Куротора-сан, вы лучше скажите, — поспешно обратилась к нему Почемучка, — почему, почему это вы говорите: «Мяу! Мяу! Я иду, прочь с дороги! Мяу!»?
— Почему говорю? — Куротора взглянул на Почемучку и, видимо, немного успокоился. — А вот почему. — Кот развалился на скале и начал рассказ: — Подошёл я как-то к вон той скале и вижу: спит на ней большой осьминог. «Вот так угощение!» — подумал я и откусил одно щупальце. Осьминог даже не шелохнулся, спит себе. Отъел я ещё одно, потом ещё и ещё. Сколько же я съел?
— Всего четыре щупальца, — охотно сказала Почемучка.
— Так! Ещё одно щупальце оторвал, и ещё, и ещё. Сколько же это будет?
— Семь, Куротора-сан, — сказала Почемучка.
— Так, так! Съел, значит, семь щупалец. Живот у меня раздулся как барабан. Я не спеша стал умываться. Тут осьминог проснулся и заметил, что у него осталось только одно щупальце. И что же он сделал, как вы думаете?
Почемучка склонила голову набок.
— Может, к врачу пошёл? — сказала она.
— Ничего подобного! Осьминог оставшимся щупальцем ласково поманил меня к себе и сказал: «Кот-сан, а кот-сан! Съешьте и это щупальце».
— Какой добрый осьминог! — восхитилась Почемучка.
— Глупая! Это же осьминог! Попробуй-ка подойди к нему беспечно, он и одним щупальцем схватит, обовьёт и в море уволокёт. И конец тебе. Прощай! И тогда я спел ему такую песенку.
И Куротора встал и запел:
— Знаю я тебя, хитрец!Больно ловок, молодец!И одной своей рукойВмиг утащишь за собой.Мяу! Мяу!Я иду,Прочь с дороги!Мяу!И Куротора, поглаживая толстый живот, ушёл от них с гордым видом.
Почемучка как сидела, так и осталась сидеть, даже «Мяу!» не сказала. Наконец она заметила совсем рядом с собой О-Бакэ-тяна, который снова стал белёсым.
— А… ты тут был?
— Угу.
— Вот страшилище!
— Ага.
А волны всё били о берег, как и в далёкую старину: «Дон-дон! Дон-дон!»
— Завтра домой вернёмся, — прошептал О-Бакэ-тян.
— Ты не жалеешь, что поехал? — спросила Почемучка.
— Нет. Хотя я и не узнал, почему я говорю
Почемучка кивнула.
Подул ветер. По морю побежали белые барашки.
Почемучке показалось, что по морю носятся белые кошки.
А О-Бакэ-тян подумал, что на волнах качаются такие же, как он, белёсые о-бакэ.
— Э-гэ-гэй! — закричал О-Бакэ-тян, и голос его унёс ветер. — Э-гэ-гэй!
О-Бакэ-тян подпрыгнул, уселся верхом на ветер и понёсся куда глаза глядят. Почемучка побежала по берегу. Их обоих так и подмывало мчаться куда-нибудь без оглядки.
Глава восьмая
Третьего не миновать
На другое утро художника, О-Бакэ-тяна и Почемучку разбудил гул ветра и шум дождя.
— Повезло! — сказал художник, потянулся и зевнул.
— Почему? Почему «повезло»? — спросила Почемучка.
— А как же? До вчерашнего дня была хорошая погода и я смог заняться этюдами. И только на обратном пути я попал под дождь. Ну не везёт ли?
Почемучка была в восхищении, а О-Бакэ-тян совсем наоборот. Он стал каким-то влажным и из беленького сделался серым.
— А ну-ка полезайте в рюкзак! И пошли. Вернёмся домой дневным поездом. Сидеть тихо. Не мяукать. Не шептать: «О-Бакэ-ээ!» Вообще-то я спокоен, ведь О-Бакэ-тян не очень любит вылезать днём, но тем не менее…
— Я лично больше люблю ночь, — сказала Почемучка и спросила сама у себя: «Почему? Почему мне нравится ночь?» И отчего-то взвыла противным голосом: «Мяу!», за что получила щелчок по лбу от художника.
— Понятно? Если не понятно, оставлю здесь.
— Понятно! — поспешно ответили Почемучка и О-Бакэ-тян и залезли в рюкзак.
Художник отправился на автобусную остановку.
Они стояли под проливным дождём и ждали автобус, а он никак не приходил. По правде говоря, деревня эта у моря была очень тоскливая и стояла далеко от всех дорог.
Автобус ходил только два раза в день.
Дождь лил как из ведра, а автобуса не было.
— Сказал — повезло, а на самом деле не везёт. Что же с ним случилось? — проворчал художник. — Наверно, целый час ждём.
— Я слышала, автобус сегодня не придёт, — сказала проходившая мимо старушка. — Сломался.
Художник вздрогнул. О-Бакэ-тян и Почемучка стукнулись друг о друга в рюкзаке.
— Ну вот… — уныло сказал художник. — Что же делать?
— Ну вот… — заныл О-Бакэ-тян в рюкзаке. — Раз не повезло, значит, и второй раз не повезёт. А где два раза не повезло, третьего не миновать.
— Почему? Почему «третьего не миновать»? Значит, можно сказать: «Где трижды не повезло, четвёртого не миновать», — зашумела Почемучка.
— Ох и надоела же ты мне! Всё почему да почему! — рассердился О-Бакэ-тян.
Но когда художник нашёл машину и они доехали до станции, оказалось, что поезд, в котором они должны были уехать, давно ушёл.
— Вот почему говорят: «Не повезло раз и второй раз не повезёт».
— А-а… — смирно сказала Почемучка.
Когда они после долгого ожидания сели наконец в поезд, был уже вечер. В поезде было всего три вагона. Художник зевнул во весь рот и тут же уснул.