Привет от Вещего Олега

Арбенина Алла

Я решила позвонить мужу, который, насколько мне было известно, с утра ковырялся вместе с оперативниками у Олеговой Могилы, надеясь восстановить хоть какие–то подробности трагической гибели студента. Однако уже в процесс набора номера вклинился резкий и требовательный звонок Милы:

— Клава, мы с Арне идем к вам на помощь, но немного заблудились! Сообщи, где вы!

Черт, тоже мне, помощнички! Я закричала в трубку требования немедленно идти домой, но через пару минут услышала собачий лай. Обернувшись в ту сторону, я с удивлением увидела Шарика. Пес уже вполне опомнился от недавнего скандала с селянкой и теперь деловито инспектировал местность. На небольшом расстоянии за ним следовали Арне, Мила и Рома. Подойдя, они показали нам небольшую

корзинку, которой, видимо, рассчитывали ввести меня в заблуждение относительно своих истинных намерений. Мила тут же принялась плести сказочку о том, как пошли–де они по ягоды да услышали молву людскую о пропавших…

— Мила, перестань врать! — Резко оборвала ее я. — Можно подумать, я на это куплюсь! Лучше скажи правду, ничего вы не заметили странного?

Все трое огорченно вздохнули. Шестопалов, желая уладить конфликт внутри поисковой группы, предложил прочесать еще рощицу за деревней. Арне, воодушевившись, напомнил о присутствии собаки. Я усомнилась в розыскных способностях Шарика, но, не желая обижать шведа, сказала, что мы не захватили с собой никаких вещей пропавших.

Мы вышли за деревню и, передвигаясь на небольшом расстоянии друг от друга, присматривались ко всем кустам, холмикам и прочим потенциально подозрительным объектам, вошли в лес. Внезапно Арне остановился и посвистел, подзывая Шарика. Однако пес, отставший от процессии, задержался в каких–то кустах — видимо, обнаружил там нечто привлекательное для себя. Арне кричал и свистел, но пес, судя по всему, вспомнил недавнюю бродячую жизнь и лишь весело гавкал, копаясь среди растений. Недовольный Арне попросил прощения и вернулся приструнить собаку. Немного подумав, я побежала за ним — мало ли что, вдруг пес найдет какой–нибудь боеприпас времен войны, Арне опять, не подумав, затеет международный скандал, Макс тогда точно меня со свету сживет!

Подбегая, я увидела, что Арне не наказывает собаку и не сажает на поводок, а озадаченно смотрят на нечто перед собой. Ну точно, нашли какой–нибудь «шмайсер»! На всякий случай я спросила:

— Арне, надеюсь, для Шарика нет никакой опасности?

Арне посмотрел на меня странно, потом отозвался — мол, не знает еще, что перед ним, но хотел бы понять.

— Клавдия! — Вдруг сказал он мне, присаживаясь на корточки. — Здесь человеческая голова!

— Чего? — Переспросил подоспевший Шестопалов. Это «чего» скорее было адресовано мне, как переводчику. Я тоже решила переспросить и, услышав ту же фразу, шокировала участкового:

— Он говорит, здесь человеческая голова. Терял тут кто–нибудь голову в последнее время? — В этот же миг мое сознание пронзила жуткая мысль о наших пропавших… Господи, нет! На ватных ногах я подошла к Арне, который молча указывал на кучу веток, из которой действительно торчало нечто округлое и удивительно знакомое. У меня хватило сил присесть и приглядеться, но потом все поплыло перед глазами… Кажется, Арне успел меня подхватить.

Я очнулась от брызг чего–то холодного в лицо: передо мной стояла Лиза и озабоченно следила за моей реакцией.

— Вот видишь, — послышался рядом еще один голос; покосившись, я узнала Милу. — Газировка ничуть не хуже любого нашатыря! Моментально в чувство приводит!

Я с трудом осмотрелась по сторонам: метрах в трех от нас Арне, Шестопалов и Рома, да еще Шарик, осторожно растаскивали ветки вокруг того самого предмета. Вспомнив, что это было, я снова в ужасе закрыла глаза.

— Слушайте, я все–таки вызову «Скорую»! — Заявила Мила, хватаясь за телефон.

— Мне не надо, — промямлила я, встряхивая головой.

— Да при чем тут ты! — Бессердечно отмахнулась Мила. — Пусть труп вскрывают!

Лизка даже замахнулась дать ей подзатыльник, но передумала в последний момент. А следовало бы! Мила, отодвинувшись на безопасное расстояние, верещала в мобильник:

— Да, да, труп женщины, на опушке леса, мы пока не знаем, что с ней произошло! Но она здесь давно лежит! Приезжайте скорее!

К

моменту прибытия врачей из морга нашей поисковой группе удалось освободить тело из плена ветвей и сучьев, и к тому моменту всем уже было ясно, что мы нашли Машу. Сердобольный Рома отобрал у меня свою бутылку воды, где еще оставалось немного жидкости, смочил в ней платок и протер несчастной лицо. Я поморщилась — надо же, как спокойно юный милиционер возится с трупом, на который я даже взглянуть не могу!

Рома отважно сделал еще несколько осторожных движений платком по лицу Маши и вдруг отскочил, закричав:

— Иван Григорьевич, да она живая! Она глазами шевелит!

Участковый снова бросился к телу, нагнулся совсем близко к потерпевшей и легонько похлопал ее по лицу, потом тоже провел платком и кивнул:

— Точно, жива. Шевелится, хотя и едва заметно. Ну, где там эти врачи! — Боясь трогать тело девушки, он тем не менее осторожно осмотрел ее и пришел к выводу, что она потеряла сознание от сильного удара чем–то тяжелым по голове. В таком вот состоянии преступник расположил ее на полянке, завалил ветками и бросил на произвол судьбы. Впрочем, Шестопалов был уверен, что спасти Машу медики вполне смогут. Потом он осмотрел вместе с Арне и Шариком поляну и пришел к выводу, что нападение на Машу было совершено в другом месте, а сюда ее притащили уже без сознания: следы на земле явно указывали на то, что по поляне волокли что–то тяжелое; ноги девушки были поцарапаны, к тому же обута была только одна, а второй башмак, видимо, соскочивший по дороге, валялся поодаль.

Через полчаса наконец прибыла «Скорая» с шофером и двумя санитарами на борту. Энергичными усилиями пяти мужчин и собаки Маша была помещена в автомобиль, который спешно увез ее в Волхов — в больницу. Шестопалов остался на поляне — ждать из города опергруппу, а мы отправились к Наде, рассуждая, где же следует в таком случае искать Игоря. Или его тело.

Через некоторое время мы узнали, что в том же лесу милиционеры нашли труп мужчины лет тридцати пяти–сорока, весьма подходивший под описание Игоря. Этот человек скончался от ножевых ран в живот и сердце и от тяжелой черепно–мозговой травмы, нанесенной неизвестным тяжелым предметом, возможно, камнем. Изуродованное лицо весьма затрудняло опознание, но помогла татуировка на правой лопатке и личные вещи. Других особых примет Игоря никто из членов экспедиции не припомнил. Как ни странно, родных его не обнаружилось; паспорт у него был российский, а родня, по слухам, жила где–то на Западной Украине, но запрос туда не дал никаких результатов. Ничего не дал и запрос по месту его регистрации — в одно из питерских общежитий. Сосед по комнате сказал, что Игорь появлялся очень редко, потому что снимал то ли комнату, то ли квартиру в другом месте, то ли вообще жил у подруги. Из–за отсутствия родных тело реставратора пока не забирали из морга, собираясь в скором времени похоронить на местном кладбище. Но на всякий случай отправили еще один запрос в Закарпатье.

Маша лежала в больнице и говорить пока не могла: хотя у нее было лишь легкое сотрясение мозга, как и предположил Шестопалов, пребывание в лесу без медицинской помощи сказалось на ее здоровье не самым лучшим образом. Врачи ручались за ее жизнь и дальнейшую трудоспособность, но никого к ней не пускали, и аспирантка выздоравливала в одиночестве под охраной милиции.

Вечером Шестопалов зашел в гости и рассказал нам странные подробности обнаружения трупа на поляне.

— Не поверите, — покачал головой участковый. — Там все выжжено!

— Только на этом участке? — Встал в охотничью стойку Иван.

— Да, причем только трава. Аккуратненько так, и еще издевательски окопано вокруг, чтобы огонь не распространялся, — заметил Шестопалов. — А что самое поразительное — пламя практически не тронуло тело! Зато лицо обожгло довольно сильно.

— А одежду? — уточнила я.

— На нем были только брюки, они, как и тело, только перепачканы сажей, — недоумевая, рассказывал участковый.