Привет! Я вернулся
Шрифт:
Если он решил сбежать — это прекрасно!
Это самая лучшая новость за последнее время. Испугался ответственности и помчался на самолет, сверкая пятками… Как это похоже на Матвея!
Но я ошибалась. Матвей не улетел. Он появился примерно через час после того, как мы с Ваней вернулись домой.
Позвонил у калитки. Я, усадив Ваню за мультики, пошла открывать.
Сердце бешено колотилось, в горле пересохло, ноги отказывались подчиняться. Но у меня не было выбора. Я уже знала — раз Матвей
Но в этот раз не получит!
У меня еще была слабая надежда, что он пришел не из-за Вани. Но, когда я увидела его лицо, надежда мгновенно испарилась.
Матвей выглядел по-другому.
Без своей обычной насмешливой улыбочки. Без наглого раздевающего взгляда. И даже поза у него была не такой вызывающей, как обычно. Он держался за забор, как будто ему нужна была дополнительная опора.
— Ваня — мой сын, — произнес он.
И это был не вопрос.
Он все же услышал… Сумел посчитать и понять.
— Целый час соображал? — выдала я.
Мне было страшно. Но я держалась. Я тоже могу быть насмешливой и ироничной. Я не покажу Матвею свое волнение и свой страх!
— Ага, — отозвался он. — Я знатный тормоз.
Мы стояли друг напротив друга. Как несколько часов назад, когда он внезапно предложил мне стать его женой.
Но теперь все было по-другому. Матвей вглядывался в меня так, как будто впервые видит. Смотрел пристально, будто пытался заглянуть прямо в душу.
Я ждала, что он начнет меня упрекать — я не сказала ему о сыне! Но он неожиданно произнес:
— Настя, прости меня.
Я растерялась.
Я приготовила все свои колючки, чтобы защищаться от него. А он не нападает…
— У меня все прекрасно, — произнесла я.
— Я очень перед тобой виноват, — продолжил Матвей.
— Мне не нужны твои извинения.
— Я готов на все, что угодно…
— Ты мне не нужен. И Ване тоже.
В этот момент его лицо стало жестким.
— С этим я не могу согласиться.
— У тебя нет права не соглашаться.
— Я хочу общаться со своим ребенком, — произнес Матвей ту самую фразу, которой я так боялась.
— Он привяжется к тебе, а ты исчезнешь! — выпалила я.
— Я не исчезну.
— Вернешься домой, в Москву.
— Я не исчезну из жизни своего сына.
— Я тебе не верю. Как ты думаешь, могу я тебе верить? У тебя даже фамилия ненастоящая!
— Моя фамилия Морозов. Морозов Матвей Михайлович.
— Очень приятно. Матвей Морозов…
— Взаимно.
— На самом деле нет, не приятно! Ты даже не Иванович! И отчество было фальшивое… Ты весь — фальшивка!
— А какое отчество у Вани?
Кажется, в этот момент зазвучала барабанная дробь. Я ее слышала. И по глазам Матвея видела, что он
Он напрягся. Натянулся, как струна. Он ждал приговора…
Как я в этот момент жалела, что при рождении Ванечки поддалась слабости и дала отчество настоящего отца! Тогда я еще надеялась, что он скоро вернется.
Но он вернулся слишком поздно.
— Матвеевич, — нехотя ответила я.
— Настя! — выдохнул он.
Это был вздох, наполненный благодарностью.
— И я жалею об этом, — добавила я.
Но Матвей меня уже не слышал.
— Иван Матвеевич, — произнес он. — Мой сын. Похожий на меня.
Эти слова прозвучали так торжественно…
— Мама! — раздался в этот момент голос Ванечки.
И он сам подбежал к калитке.
— Иди домой, — прикрикнула на него я. — Смотри мультики.
— Мультики закончились.
— Включи другие.
— Привет, ковбой! — произнес тем временем Матвей.
Он смотрел на Ваню каким-то жадным взглядом. И меня это пугало.
— Привет, — отозвался мой сын. — Будешь сегодня моим конем?
— Конечно!
— Ой, там папа едет! — внезапно воскликнул Ваня. — Он будет моим конем.
У калитки притормозила машина Паши.
— Папа, папа! — Ваня побежал открывать переднюю дверь.
Мой муж вышел, Ваня бросился ему на шею, обнял, начал что-то увлеченно рассказывать. Напрочь забыв про Матвея.
А новоявленный папаша стоял и смотрел на это с таким потерянным видом, что мне даже стало его жалко…
44
Матвей
Это было как удар ножом в печень. Вполне заслуженный удар. Но от этого не менее болезненный.
Мой сын называет папой другого мужика!
Прыгает ему на шею, шепчется с ним о чем-то. Предпочитает, чтобы он был его ковбойским конем.
Ваня забыл обо мне в тот момент, как увидел глиста.
Это было больно. Очень больно!
В эти мгновения вся жизнь пронеслась у меня перед глазами. Вся моя никчемная бестолковая жизнь…
Пять лет. Я просрал пять лет.
Я не был с Настей, когда она была беременна. Ей, наверное, было страшно. Я исчез. Она осталась совсем одна… Но сохранила ребенка.
Моего ребенка.
Я не встречал ее из роддома. Не помогал в первые, наверное, очень трудные, месяцы.
Я не видел своего новорожденного сына. Меня не было рядом, когда он делал первые шаги, говорил первые слова…
Но теперь я никуда не денусь!
Хотя Настя, кажется, думает по-другому.
— Тебе пора уходить, — говорит она.
И смотрит на Глиста.
А он смотрит на меня. И я не могу понять его взгляда. Вчера он чуть ли не целовался со мной и называл друганом. Но он был пьян.