Привилегия женщин (сборник)
Шрифт:
— Марго, ведь ты и сама так думаешь.
— Но тогда почему его арестовали? Арестовали в ту же ночь, в гостинице!
— Вот тебе и еще одна накладка. Что же — Алекс, уложив из «дубья» такую тучу народа, отправился ночевать в гостиницу? Если наверняка знал, что его опознают и арестуют? Лежал в коечке, покуривал трубку и ждал, когда за ним придут? Ну, идиотизм ведь, Марго! И совершенно на него не похоже.
— Да… но тогда…
— Тогда выходит, что он был в N, но по другой надобности, а кто-то знал об этом. Знал — и вот так все обставил.
— Погоди, — перебила я, — но тогда получается, что за ним кто-то
Джеф поморщился. Информация о том, что я общаюсь с Алексом, всегда была ему неприятна, хотя я особенно ничего не скрывала. Между нами не было флирта, никаких намеков — словом, ничего, на что мой муж мог бы отреагировать ревностью, например. Просто наши отношения с Алексом уже давно вышли за рамки общепринятых и понятных, и даже Джеф не мог найти объяснения этому факту. Но ему — я видела — это неприятно.
— Давай рассуждать, — глубоко вздохнув, проговорил он, — Алекс едет в N. Что за дела у него могут там быть, мы вряд ли поймем. Но есть еще кто-то, кто об этом знает. И есть группа — заметь, группа! — товарищей, которые кому-то на что-то наступили. Иначе к чему такая скотобойня в ресторане? И Алекс явно в курсе этих событий, потому что иначе его никаким боком к горе трупов не пристегнешь. Так?
Я кивнула.
— Дальше. Откуда ты узнала про марку оружия?
— От Арсена. Это его сводный брат. А ему кто-то добыл информацию у следователя, ведущего дело.
— Марго, мы уже определились, что это больше смахивает на анекдот, чем на исполнение «заказа».
Уж кто-кто, а мой муж в этом понимал — сам много лет принадлежал к той же лавочке, что и Алекс. Работал на довольно крупную нелегальную контору, промышлявшую исполнением заказных убийств в разных странах. Алекс сумел выкупить его контракт, и об этом знала только я, хотя Джеф, кажется, догадывался, почему от него вдруг отстали.
— Джеф, милый, даже я прекрасно понимаю, что это бред — но уж за что купила, за то и продаю, — вздохнула я, поднялась со стула и обняла мужа за плечи, прижавшись грудью.
— Погоди, давай не будем отвлекаться, — попросил он, — ты мешаешь мне сосредоточиться. Нужно выяснить, кто были эти люди — в смысле, убитые. Ты сможешь как-то узнать это через Арсена?
— Попробую.
— Хорошо. И уже от этого мы будем отталкиваться. А теперь… — его рука недвусмысленно поползла под мой халат.
В конце концов, не могу же я постоянно думать о судьбе Призрака, у меня ведь и муж имеется…
В эту ночь мне приснилась Мэри, как, впрочем, всегда после визитов на кладбище. Она сидела в кресле с неизменным мундштуком в руке, то и дело прикладываясь к нему губами, делала затяжки и смотрела на меня в упор. Я тоже рассматривала Мэри, ее прическу, ее длинную тонкую юбку, спадавшую на пол шлейфом, полупрозрачную блузку с камеей у горла — она всегда прикалывала ее на такие вот блузки. Моя Мэри…
— Ты его вытащишь, Марго. Потому что он не делал этого. Но вытащить его можешь только ты.
— Но как, как, Мэри? Я ничего не могу…
— Можешь. И ты сама знаешь, как это сделать. Тебе поверят.
Я хотела спросить, что она имеет в виду, но образ Мэри вдруг стал бледнеть и,
То, что рассказал через два дня по телефону Арсен, привело меня в замешательство. Убитые оказались членами одной крупной армянской диаспоры, с которой Алекс вел какие-то совершенно легальные дела здесь, в России. Самое удивительное заключалось в том, что ехал он в N как раз на встречу с ними — чтобы обсудить некоторые вопросы, и уж точно у него не было причины превращать деловой разговор в бойню. Все шло ровно и мирно, он действительно был в ресторане, и его там видело множество народа. И даже нашлись люди, которые вспомнили, во сколько он ушел. Но никто из них не мог точно сказать, не возвращался ли Алекс в ресторан позже и с оружием.
— Я вообще не понимаю… — жалобно проговорила я, пересказав это мужу, — не понимаю, как так может быть. Сто человек видели, как он ушел, — и никто не может точно сказать, возвращался ли!
— Не преувеличивай.
— Ну, пусть не сто… Но ведь должен же был кто-то видеть, как он вернулся с этой чертовой винтовкой обратно! Иначе — почему арестовали его? И почему он лежал в номере и ждал, когда за ним придут?
— Он не ждал, Марго. Он просто этого не делал. Это был кто угодно — отдаленно похожий внешне. Сама ведь знаешь…
Да, я знала, о чем говорит Джеф. В полумраке ресторанного зала любой человек с кавказской внешностью может оказаться похожим на кого угодно, а если задаться целью подставить именно Алекса, то тут вообще нет проблем — намотай на шею клетчатый шарф, и ты в порядке. Любовь Алекса к подобным вещам на этот раз оказала ему дурную услугу, если все было так, как мы думаем.
Зато у меня в голове мгновенно сложился план, как устроить алиби Алексу. Да, придется пойти на кое-какие жертвы, даже выслушать от него все, что он захочет мне сказать, но это будет уже после. После того, как я его вытащу. А с Джефом как-нибудь разберусь.
Как и следовало ожидать, мой план не привел мужа в восторг, более того… Но я упорно стояла на своем, мотивируя это тем, что, пока Джеф будет искать настоящего убийцу, Алекса упрячут лет на двадцать, а то и по максимуму, а у него все-таки дочь.
— Ты опять думаешь сперва о нем, а потом уже обо мне. Каково мне будет слушать все это, а? — тихо спросил муж, и в его голосе я вдруг услышала столько боли, что испугалась.
В самом деле — я думаю о том, как выручить Алекса, но при этом совершенно забываю о том, каково придется моему мужу слышать то, что я собираюсь сказать следователю. Какой нормальный мужчина станет терпеть такое от жены?
Я обняла Джефа за шею и зашептала на ухо, перемежая слова поцелуями:
— Родной мой, прости, я так люблю тебя… я так люблю тебя… обещаю, что это в последний раз… прости меня, ладно? Но это — единственная возможность помочь ему, другой просто не будет, тут кто-то хорошо поработал…
— Не рви себя, Марго, — сказал Джеф, усаживая меня на колени. — Я ведь знаю — ты не остановишься, что бы я ни сказал сейчас. Я не могу запретить тебе — ты все равно не послушаешь и будешь вынуждена врать и изворачиваться, потом станешь от собственного вранья мучиться — так к чему? Лучше уж я буду в курсе. Но я хочу, чтобы ты знала — мне неприятно то, что происходит.