Прививка против приключений
Шрифт:
— Слушай, Дим, — позвал Коля, убирая со стола грязные тарелки. — Если не секрет, как тебе удалось свет наладить? Я пробовал вчера — не получилось…
— Элементарно, Ватсон, — усмехнулся я. — Там два предохранительных гнезда и всего один предохранитель. Одно гнездо подает энергию на склад и к Игорю в каюту, а второе — в кубрик, ресторан и кают-компанию.
— Ну.
— Баранки гну… Я предохранитель переставил.
Коля замер со стопкой тарелок в руках и уставился на меня.
— Но ведь это значит… — пролепетал он, и в этот миг из капитанской каюты донесся яростный вопль Предводителя:
— Димка! Чтоб тебя! Димка!!!
— Это
Глава 14
Огромная, пышущая жаром русская печь наполняла избу теплом и уютом. Блестели чисто выскобленные полы. Массивный, накрытый белой скатертью стол приятно проседал под тяжестью всевозможных кушаний и напитков. Горками бугрились золотистые шаньги и пузатые пирожки с рыбой, с капустой и с грибами. Толстый важный каравай хлеба только и ждал, чтобы его нарезали. Зеленые пупырчатые огурчики высовывали из глиняной миски свои любопытные носики, косясь на большой чугунок с вареной картошкой. Мелко наструганная редька, что примостилась рядом с хреном, гигантский жбан с квасом, моченая брусника, соленые рыжики и царственно сияющий медальными боками самовар дополняли это великолепие.
Дверь заскрипела, открываясь, и в горницу вошел дед Василий. Поддернув свои поношенные клеши, он лукаво подмигнул нам, натянул рукавицы, сдвинул печную заслонку, вооружился хлебной лопатой и с головой залез в устье печки. Показалось дымящееся блюдо. Крякнув с натуги, дед приподнял его и одним махом водрузил посередь стола.
Воцарилась тишина. Обложенный огурчиками, хреном, петрушкой и печеными яблоками, Паша возлегал на блюде, зажаренный целиком, покрытый румяной корочкой и с яблоком во рту.
Сразу несколько вилок и ножей потянулись к нему, но тут вдруг он открыл глаза, выплюнул яблоко и внятно, громко произнес: «Но-но! Только без рук!»
Вскрикнув, я взмахнул руками, тщетно пытаясь заслониться, и, грохнувшись с кровати, проснулся. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Холодный липкий пот пропитал всю рубашку. Я посмотрел на будильник. Было раннее утро.
— Тьфу ты, пропасть…
Я пригладил растрепанные волосы. Приснится же такое…
Из-под одеяла на соседней койке выглянул Олег.
— Опять кошмары?
— Не то слово, — поежился я. — Витька где?
— На вахте. Да ты ложись, чего вскочил. Нам еще всю ночь у руля стоять.
— А… — я вяло отмахнулся и принялся заправлять постель. — Разве после такого уснешь!
Споткнувшись об Олегов меч, стоящий в ножнах наискось в проходе между койками, я чертыхнулся, поставил его на место, вышел в коридор и направился на палубу.
В корабельных трюмах царил полумрак. Спустившись по трапу, я чуть не наступил на большую крысу, окопавшуюся на хозяйском складе. Зверек гневно пискнул, метнулся в угол, блеснул оттуда бусинками глаз и скрылся в темноте, высоко неся голый розовый хвост. Послышался мягкий дробный топоток, и все стихло.
Снаружи всходило солнце. Свежий утренний ветер бил в паруса, и «Гончая» с удвоенной скоростью шла на северо-запад. Витя стоял у штурвала, Игорь вычерчивал какие-то загогулины на карте, а Коля, весь перемазанный машинным маслом, замер в задумчивости над грудой каких-то железяк, которые пытался собрать в
Шли пятые сутки свободного плавания. День за днем бригантина шла вперед, покидая высокие широты и помаленьку приближаясь к тропикам. Температура росла. Льдина у нас была плоская и массивная, волны не могли ни перевернуть ее, ни даже как следует раскачать. Бригантина же, затертая во льдах, лишилась из-за нее всякого маневра, и в один из таких дней Игоря осенила новая идея. Раздав экипажу топоры и пилы, он выгнал всех на льдину и объявил:
Вы вот что, хлопцы: тока у нас нет, и холодильник не работает. Продукты портятся, в то время как мы тащим с собой такую прорву снега. Это безобразие!
Вскоре нам стало ясно, к чему он клонит, и мы приступили к снегозадержанию. Лед пилили большими угловатыми брусками, насыпали вместе с колкой ледяной крошкой в корзины и при помощи талей поднимали на палубу. Большинство трюмных помещений пустовало, и Командор решил оборудовать в них ледник. Мы успели заполнить их почти наполовину, когда волненье и температура сделали свое дело — обгрызенная льдина заметно уменьшилась в размерах, края ее истончились и покрылись фестонами снежных кружев, и в один прекрасный день большая трещина расколола ее на три части. Бригантина закачалась на чистой воде, и мы, поставив паруса, взяли курс на Африку. В корабельных коридорах гуляли промозглые и стылые сквозняки. Бригантина превратилась в рефрижератор, не было только продуктов, которые она могла бы перевозить. Впрочем, Игорь был намерен запастись ими на Мадагаскаре. Все предпочитали находиться на палубе, а кубрик перед сном обогревали, протапливая печку.
— Чего не спишь? — хмуро спросил Витя.
— Что-то не хочется, — я снова поежился, частично от утренней прохлады, частично — от воспоминаний о своем сне. — Завтрак скоро?
— Спроси у Игоря.
Рисовый плов с редкими добавками рыбы уже успел всем порядочно надоесть, однако отказываться от своей порции никто пока что не спешил. Настроение у экипажа было подавленное. Игорь рассчитывал через неделю достигнуть южной оконечности Африканского континента; он день и ночь корпел над картой, сверяя курс. Что же касается Пашки…
Я огляделся вокруг.
— Кстати говоря, а где Паша?
— В своей каюте, — Виктор сделал неопределенный жест плечом.
— И что он там делает? — спросил я, уже заранее зная ответ.
— Творит.
О самом главном событии я, как всегда, забыл упомянуть. Пашу посетила муза. Произошло это как-то резко, в одночасье, хотя, если присмотреться, признаки приближающегося озаренья можно было заметить уже давно. Началось это, пожалуй, вскоре после нашего спектакля; Паша сделался какой-то рассеянный, не от мира сего, то и дело забывал о данных ему поручениях, постоянно записывал что-то в тетрадь, опаздывал к обеду и даже перестал ругаться, что было уж совсем тревожным симптомом. Дома, на суше, эту столь не характерную для нашего друга мечтательность можно было бы объяснить тем, что парень попросту влюбился. В условиях же долгого плавания нам очень хотелось бы верить, что это не так. Игорь предположил, что Пашка болен, но и этот слух был вскорости развенчан, и лишь когда наш незадачливый боцман попросил у меня пишущую машинку, я наконец смекнул, что происходит.