Привычное проклятие
Шрифт:
Люди убивают троллей. Редко. Но люди не должны есть троллей. Это неправильно. Люди хотели сожрать мертвого Гыррыха. Плохо. Нельзя.
Поляна. Человек. Он ползет. Сломал ногу. Это хорошо. Убить.
Повернулся. Пытается встать. Машет острой железякой.
Удар дубиной. Еще один. Крепко! Хорошо! Слизнуть с дубины кровь и мозги. Вкусно. Но есть нельзя. Рядом драка. За деревьями. Кричат люди. Рычат тролли. Скорее! Драться!
Поисковый отряд Кринаша обнаружил на берегу следы троллей — похоже,
Аурмет предложил было вернуться: если девушка угодила тварям в лапы, ей уже не поможешь… Высокородного господина никто не поддержал. Кринаш очень любезно сказал Альбатросу, что тот, разумеется, в любое время может возвратиться на постоялый двор. Аурмет представил себе, как бредет один-одинешенек по лесу, полному людоедов, и заявил, что не может оставить отряд без своей поддержки.
Кринаш слегка утешил его, заявив, что поиски так и так долго не продлятся. Вон какие тучи — буря идет!
Мужчины рассыпались по лесу, стараясь не отходить далеко друг от друга и перекликаясь.
Верзила отбился от остальных: угодил в лог с высокими стенами, решил не возвращаться, а выбраться наверх там, где склон будет пониже. Но коварный овраг, вильнув, увел человека в сторону берега. Верзила вслушивался в далекую перекличку и прикидывал, как лучше обогнуть непролазный шиповник, чтобы догнать своих. И тут этот самый шиповник легко, приглашающе расступился. Верзила очутился на поляне.
Примяв высокие стебли мертвой осенней травы, на поляне растянулся мертвый человек — лицо разбито в кровавое месиво. В руке меч, неподалеку валяется небольшой круглый щит. На груди у бедолаги черно-синяя перевязь. Верзила с горечью вспомнил отряд стражников, что ночевали на постоялом дворе.
Не такой уж опытной следопыт Верзила, но тут и умения особого не надо, по влажной-то земле! Вот здесь бедняга бежал… вот здесь — полз… а здесь, рядом с трупом, отпечатался след огромной босой ноги.
Внезапно мужчина насторожился: из чащи донеслись крики, треск ломающихся ветвей, свирепое рычание. Неподалеку шла драка! На Кринаша и его людей напали тролли? Но в последний раз голос хозяина слышался с другой стороны… Ну и что? Рядом кто-то сражался с чудовищами — вот что главное!
Глаза раба с постоялого двора сверкнули боевым огнем. Верзила отшвырнул кол и, нагнувшись, разжал мертвые пальцы на рукояти. Взвесил меч на руке, примериваясь к нему, подобрал щит.
Ах, невольнику нельзя брать в руки оружие? Болотному демону в задницу того, кто выдумал этот закон! После драки будет видно, в чем Верзила виноват и что ему за это причитается.
Мужчина в рубахе из серого холста и в потрепанных штанах вновь подбросил на руке меч и расправил плечи. Он не думал о том, как выглядит со стороны, — а выглядел достойно и гордо, ничего смешного и нелепого не было в его облике.
Верзиле казалось, что до сих пор он был калекой, а теперь исцелился. Меч и щит напоминали о чем-то давнем, уплывшем из памяти, но некогда было вслушиваться в их
Воина ждала битва!
Юный наследник постоялого двора тренировался в метании камней из пращи. Причем совершенно в неподходящей для себя компании.
Мальчик и бабка Гульда устроились на берегу, возле старой ивы, ствол которой и служил Нурнашу мишенью. Река поднялась в берегах, залила деревянную пристань — доски были видны сквозь темную воду.
Мальчишка заранее натаскал груду камней и неутомимо отправлял их в полет. Нурнаш уже достиг некоторых успехов: праща перестала хлестать его по спине. А если иногда и стегала — ничего, через куртку не больно!
Старуха сидела на валуне, поглядывала то на речную гладь, то на клубящиеся тучи, время от времени поправляла ошибки мальчугана — и вновь глядела в хмурую даль, словно ждала чего-то.
Нурнаш был счастлив. Жалел только, что нельзя похвастаться новым умением перед Алнатом: приятеля так и не отпускает от себя отец после истории с ящерами.
— Куртка мешает! — пожаловался Нурнаш после очередного промаха.
— Только попробуй снять, — пригрозила бабка, — скажу Дагерте, она тебя в дом загонит. Вон как погода разбуянилась!
— И ветер мешает! — нашел мальчишка еще одну причину для своих неудач.
— Плохому пращнику всегда что-нибудь мешает. Учись давай.
— И камни кончаются. Вот последний брошу — и побегу собирать…
Гульда не ответила. Мальчик обернулся, проследил ее взгляд, устремленный в небо.
Под свинцовыми, невероятно низкими тучами боролась с ветром большая серая птица.
— Ага, заявилась, голубушка, — пробормотала Гульда. Поднялась с камня, взяла посох и вошла прямо в реку — по затопленным доскам, к краю пристани.
Ветер гнал воду против течения, волны лизали подол длинного балахона, но старая ведьма, не обращая на это внимания, глядела вверх.
А Вастер из поднебесья увидела смутно сияющую полосу реки и черную фигуру старухи, стоящей прямо в воде. И ужас объял молодую колдунью, когда она увидела, что Гульда, левой рукой опираясь на посох, правой вынула из нищенской сумы и подняла над головой шкатулку — ту самую шкатулку!
Мгновения стали вязкими, воздух — плотным, неподатливым, крылья двигались в нем, как весла в густой болотной тине, и ничего нельзя было сделать… Вастер беспомощно глядела, как старуха взмахнула рукой — и шкатулка раскрылась.
Маленький цветной водопад, быстрая радуга переливчатых бусин просверкала, просияла от шкатулки до серой воды, и река приняла их, и жизнь потеряла для Вастер смысл и цену, осталась только ненависть. Вастер издала хриплый крик. Время отпустило ее, воздух под перьями стал прежним — податливым и скользким. Огромная прешагри сложила крылья и ринулась вниз.
Впиться когтями в голову сквозь капюшон. Двумя точными ударами клюва выбить глаза. И рвать, рвать в кровавые лохмотья проклятое лицо…