Приятельница мадам Мегрэ
Шрифт:
— У меня только мать и сестра в Конкарно, и надо было случиться этому ложному вызову, чтобы я их навестила.
Мегрэ явно что-то беспокоило.
— Не было ли какого-то определенного дня, когда было точно известно, что вы уйдете?
Теперь она напряглась, стараясь понять его мысль, чтобы ответить.
— Нет. Если, разумеется, не считать день, когда я стираю.
— Здесь вы белье не стираете?
— А где же здесь это делать? За водой надо ходить наверх. И повесить сушиться белье в мастерской я не могу, а внизу
— В каком месте?
— Сквер Вэр-Галан. Знаете, как раз под Новым мостом. Я за полдня справляюсь. А на следующее утро иду за бельем, оно уже сухое, можно гладить.
Мегрэ явно расслабился, он курил свою трубку с гораздо большим удовольствием, во взгляде появилась живость.
— Короче говоря, раз в неделю летом, раз в две недели зимой Франс оставался один?
— Но не целый день.
— Вы ходили в прачечную утром или после обеда?
— После обеда. Пыталась ходить утром, но мне это неудобно из-за дел по хозяйству и готовки.
— У вас есть ключ от дома?
— Естественно.
— Вам часто случалось им пользоваться?
— Что вы хотите этим сказать?
— Случалось вам, приходя, не заставать мужа дома?
— Очень редко.
— Но это было.
— Кажется, да. Да, точно.
— Не так давно?
Видимо, она тоже подумала об этом, потому что ответила не сразу.
— В ту неделю, когда я уезжала в Конкарно.
— В какой день недели вы стираете?
— В понедельник.
— Он намного позже вас пришел?
— Нет. Может быть, через час.
— Вы спросили его, куда он ходил?
— Я его никогда ни о чем не спрашиваю. Он свободен. Не мне задавать ему вопросы.
— Вы не знаете, уходил ли он из квартала? Вы не беспокоились?
— Я как раз была у двери, когда он вернулся. Я видела, как он сошел с автобуса на углу улицы Фран-Буржуа.
— С автобуса из центра или от площади Бастилии?
— Из центра.
— Насколько я могу судить по фотографии, братья примерно одного роста?
— Альфред кажется более худым, потому что у него лицо тонкое, а фигура довольно плотная. Лицом они не похожи, только что оба рыжие. А вот со спины сходство просто поразительное, мне даже случалось их путать.
— Как был одет Альфред, когда приходил к вам в последний раз?
— Я же говорила, по-разному.
— Как вы думаете, ему случалось занимать у брата деньги?
— Я думала об этом, но это мне кажется маловероятным. При мне, во всяком случае, нет.
— А в последний раз он не в синем костюме был?
Она посмотрела ему в глаза. Она поняла.
— Я почти уверена, что на нем было что-то темное, но скорее серое, а не синее. Знаете, когда постоянно живешь при искусственном свете, на цвета перестаешь обращать внимание.
— Как вы распоряжались деньгами, ваш муж и вы?
— Какими деньгами?
— Он вам
— Нет. Когда они у меня кончались, я ему говорила.
— Он никогда не протестовал?
Она слегка покраснела.
— Он рассеянный. Ему всегда казалось, что он мне накануне дал деньги. И тогда он говорил: «Как, еще?»
— А на собственные ваши расходы, на платья и шляпки?
— Знаете, я так мало трачу!
И она начала сама задавать ему вопросы, будто давно ждала этого случая:
— Послушайте, господин комиссар, я не очень образованная, но не так уж глупа. Меня расспрашивали вы и журналисты, не считая продавцов и жителей квартала. Молодой человек, играющий в детектива, даже остановил меня на улице и зачитал список вопросов, заготовленных у него в блокноте. Скажите мне честно, вы думаете, что Франс виновен?
— Виновен в чем?
— Вы прекрасно знаете, о чем я: в том, что он убил человека и сжег его труп в печке.
Он задумался. Можно было сказать что угодно, но он хотел быть искренним.
— Я пока ничего не знаю.
— В таком случае, почему его держат в тюрьме?
— Во-первых, это решаю не я, а следователь. А потом, нельзя не считаться с тем, что все вещественные улики против него.
— Зубы! — мгновенно сыронизировала она.
— Главное, пятна крови на синем костюме. И не забудьте про чемодан, который исчез.
— И которого я никогда не видела!
— Это не имеет значения. Другие-то видели. Во всяком случае, инспектор его видел. И еще тот факт, что вас телеграммой отправили в Конкарно на это время.
Добавлю между нами, что я предпочел бы оставить вашего мужа на свободе, но теперь очень бы подумал, стоит ли отпускать его — для его же собственного блага. Вы же видели, что вчера произошло?
— Да. Я сейчас об этом и думаю.
— Виновен он или нет, но похоже, он кому-то мешает.
Почему вы принесли мне фотографию его брата?
— Он, вопреки тому, что вы о нем думаете, довольно опасный преступник.
— Он убийца?
— Это маловероятно. Такого типа люди редко становятся убийцами. Но его разыскивает полиция трех или четырех стран, больше пятнадцати лет он живет воровством и грабежами. Вас это не удивляет?
— Нет.
— Вы подозревали об этом?
— Когда Франс сказал, что его брат несчастный человек, я поняла, что он употребил слово «несчастный» не в обычном смысле. Вы думаете, Альфред способен украсть ребенка?
— Говорю вам еще раз, я ничего об этом не знаю. Да, кстати, вы уже слышали о графине Панетти?
— Кто это?
— Очень богатая итальянка, которая жила в «Кларидже».
— Ее тоже убили?
— Возможно, но не исключено, что она просто хорошо проводит время на карнавалах Ниццы или в Канне. Я буду знать это сегодня вечером. Я хотел бы еще раз взглянуть на книгу расчетов вашего мужа.