Приют изгоев
Шрифт:
– Пусть гуляет, – отвечал на воркотню жены барон Гириэй. – Не успеет оглянуться, как осень наступит, лужи подмерзнут – и прощай, девичья свобода.
И верно, едва появится на лужах первый ледок, Аойду соберут в неблизкий путь и повезут на юг, и она станет женой князя-бастарда Шератана Сабика, станет рожать ему детей и редко, редко уже когда сможет увидеть родные северные леса.
Аойда уже привыкла к мысли, что поздней осенью она будет замужней дамой, и это наполняло ее юное сердце наивной гордостью от сладостного ощущения, что ни кузен Абант, ни Пройт не остались равнодушны к ее юной
Абант не стеснялся своей влюбленности – он обсуждал ее с посторонними людьми, сочинял нескладные стишки и, не в лад дергая струны лютни, пел срывающимся голосом простенькие баллады; а порой, нечаянно коснувшись руки Аойды, так густо краснел и невероятно смущался, что сердце девушки сжималось от нежности.
Пройт, напротив, был молчалив, стихов не слагал и песен не пел; да и смущаться, похоже, он не умел. Он-то знал, что всякое его чувство к княжне Аойде, кроме почтительного уважения, разумеется, безнадежно, и потому ничем не выказывал сво-лпе ей влюбленности. Но несколько его взглядов, нечаянно перехваченных Аойдой, были красноречивее слов. И это гораздо более волновало ее: она терялась в присутствии Пройта – но старалась держать себя в руках, памятуя о своем сане; уговаривала себя быть благоразумнее, напоминала себе о девичьей и фамильной чести – но никак не могла отказаться от этих лесных прогулок…
В этот день, как и в другие, они не спеша проехали по лесной дороге, чтобы полмили спустя свернуть на тропу.
Аойда первая услышала мяуканье, доносившееся откуда-то сверху.
– Кошка?
Пройт остановился, вглядываясь в густую крону дерева.
– Котенок, – ответил он. – Забрался на ветку, а слазить боится.
– Бедняжка, – пожалела глупое создание Аойда. – Сними его, пожалуйста!
Пройт полез на дерево. Ветка, в которую вцепился котенок, была слишком тонка, чтобы выдержать его вес, и он встал ниже, выбрав толстый сук, и потянулся за котенком. Котенок отчаянно пищал; Пройт, подхватив его за шкирку, швырнул вниз, на плащ Абанта. Абант не без труда отцепил отчаянно вопящего и царапающегося котенка от ткани, погладил и передал дрожащий пушистый комок кузине.
Аойда прижала его к себе, восхищаясь голубовато-серой шерсткой, черными ушками и черным бархатным носиком.
– Как забавно, он в черных башмачках и в черных рукавичках, – заметила она, любуясь им. – Откуда тут взялся такой красавчик?
– Удрал от кого-нибудь. Сразу видно – домашний, – сказал спрыгнувший с дерева Пройт.
– Потерялся, бедняжка…
От кого котенок удрал, они увидели за поворотом тропинки. Там стоял крытый серой дерюгой фургон. Запряженный в него мул щипал на обочине травку, а хозяйка фургона, немолодая женщина в простом синем платье и накрахмаленном чепце, стояла рядом и, внимательно глядя в сторону леса, громко выкликала кота.
Увидев молодых людей, женщина поклонилась.
– Добрый день, молодые господа…
– Не кота ли ты ищешь, тетушка? – звонко спросил Абант.
– Да, ваша милость, а вы не видели его?
Аойда обеими руками протянула котенка, который беспомощно замахал лапками и снова запищал.
– О, вот он, мой Повелитель Мышей! – обрадовалась женщина.
Молодые люди рассмеялись. Громкое имя Повелителя Мышей пока
Женщина с благодарностью приняла из рук Аойды свое мяукающее сокровище, отнесла к фургону и, строго что-то выговаривая ему, посадила в корзину с крышкой.
Потом она еще раз поклонилась молодым господам и поблагодарила за спасение.
– Мне и отблагодарить вас нечем, добрые господа… А хотите, я вам погадаю? – предложила она. – Мое гадание на чаше очень верное!
– Погадай, тетушка, погадай! – обрадовалась Аойда.
Юноши снисходительно переглянулись.
Женщина ненадолго скрылась в фургоне и вернулась с широким серебряным бокалом. С поклоном она поднесла бокал Аойде.
– Отпейте глоток, ваша милость, и скажите, каково питье на ваш вкус.
Аойда с опаской попробовала.
– Вода, – сказала она недоумевая.
– Вода, – повторил за ней Абант, отпив из чаши.
– Вода, – подтвердил Пройт, когда пришла его очередь.
– Вот как, – задумчиво вымолвила женщина. По ее лицу скользнула тень, она задумалась на мгновение, потом поставила гадальную чашу на землю и опять скрылась в фургоне.
На сей раз чаша в ее руках была золотой.
– Выпейте глоток этого вина, госпожа, – предложила она. – И вы, господа, тоже сделайте по глотку. Молодые люди исполнили ее просьбу.
– А теперь еще по глотку из гадальной чаши.
Аойда отпила и тут же выплюнула:
– Как горько!
Абант снова с недоумением сказал:
– Вода…
Пройт сделал глоток, закашлялся и глаза у него заслезились.
– О Боги! – выдохнул он наконец, едва отдышавшись. – Как огнем жжет!.. Что еще за шутки, старуха?!
– Лихие времена! – не обращая внимания на его негодование, вымолвила женщина, забрав из его рук кубок. – Хотела я молодой даме нагадать замужество, а господам – ратных подвигов, а получилось, что предсказываю им беды!
– Беды? – нахмурил брови Пройт. – Какие еще беды?
– Ох, господа добрые, – вздохнула ворожея. – Я ведь из Тестала еду, а там дела дурные творятся. К самым границам идет войско Абраксаса. Говорят, что сам он колдун, а войско его состоит из чудовищ, от которых нет спасения. Горе Тесталу, горе всей нашей благословенной стране!
Абант и Пройт переглянулись.
Аойда сказала:
– Абант, поехали домой. Мне страшно…
Абант согласился. Пройт шел рядом с лошадью, на которой ехала девушка, и то и дело оглядывался назад, на фургон.
В замке немного удивились тому, как быстро они вернулись с прогулки, но Абант объяснил, что они встретили беженку из Пограничья.
Весть эта встревожила замок: раз появились беженцы – значит жди войны. Всегда так было, так и будет всегда.
Аойда поднялась в свою комнату и села за шитье, Абант пошел к отцу поговорить о надвигающейся опасности, а Пройт посовещался о чем-то с астрологом, после чего вернулся к своему так и не расседланному коню, вспрыгнул в седло и ускакал.
Вернулся он к вечеру, когда Аойда, из-за недостатка света сложившая шитье в корзинку, занялась вязанием: вязать можно и не глядя – знай считай петли, позвякивай спицами да думай о своем.