Приют изгоев

Лифанов Сергей Сергеевич

Небеса! Вот, значит, какую смерть предсказала ей чаша!..

Абраксас, видимо, счел, что слишком долго щадит стыдливость пленницы. Он отставил бокал и встал.

Его руки потянулись к шлему Аойды.

– Я помогу тебе раздеться, – проговорил он с варварскс нежностью.

И тогда Аойда сильным ударом ноги в пах отбросила его стене и вскочила, выхватив из ножен меч.

– Ах ты мерзкая тварь!

Она кинулась к упавшему колдуну и с ненавистью рубанула его мечом. Удар пришелся по плечу; меч был остер и должен был нанести глубокую рану, но Абраксас остался невредим. Он лишь отшатнулся, потом

выбросил вперед руку, перехватил меч, как будто он был простой деревяшкой, с неожиданной силой вырвал оружие из руки Аойды и с размаху сломал о колено.

Аойда отпрыгнула, готовая к тому, что колдун сейчас же кликнет молчаливых своих истуканов в серебристых плащах, те схватят ее и отволокут в подземелье или сразу на плаху… Но Абраксас спокойно поднялся на ноги, подошел к креслу, в котором недавно сидел, и жестом пригласил сесть Аойду.

Что ж… Аойда вернулась в любимое кресло своего отца.

Абраксас молчал, спокойно разглядывая ее. Аойда не сдержалась:

– Какой неприятный сюрприз, государь? Я ведь не так покорна твоей силе, как остальные…

– Сюрприз действительно не очень приятный, – согласился колдун. – И поэтому мне жаль вас, госпожа.

– Жаль? – ничуть не удивилась Аойда. – О, не надо притворяться!

– Я не притворяюсь, – сказал колдун, пожимая плечами. – Мне действительно жаль вас, прекрасная княжна. Если бы вы были покорны моим чарам, вас до самой смерти сопровождало бы счастье…

– Счастье? – усмехнулась Аойда. – Избави меня Небо от подобного блаженства!

– Каким вы видите меня? – неожиданно спросил Абраксас. – Насколько вы свободны от моих чар?

– Я вижу мерзкого человечишку, – ядовито отозвалась Аойда.

– Во что я одет? Какого цвета у меня глаза? Какой формы нос?

– У вас весьма красивый нос, – насмешливо ответила Аойда. – Жаль только, что тот, кто перебил его вам, не снес мечом голову!

Абраксас перенес ее насмешки спокойно.

– Да, – задумчиво проговорил он. – Вы действительно все видите верно. Удивительно… Ну что ж! Хотите знать, как я распорядился бы вашей судьбой?

– Расскажите, – предложила Аойда.

– Пожалуйста, прекрасная моя княжна. Я слышал о вашей красоте, и если бы вы оказались подверженной моим чарам, я бы сделал вас своей наложницей. Думаю, вы довольно быстро бы мне надоели: ваша страсть, ваше почитание меня, ваши бесчисленные любовные излияния… О, такое уже бывало и будет еще… Полагаю, уже через неделю я послал бы вас на плаху, княжна. И вы взошли бы на эшафот, славя мое имя.

– Я догадалась, – зло ответила Аойда.

– Я не жесток, – сказал Абраксас. – Повторяю, до самого последнего мгновения вы были бы счастливы.

Аойда усмехнулась:

– И это – счастье?

– Настоящее, неподдельное, – заверил ее Абраксас. – А вот если бы я бросил вас, то, когда чары развеялись… – Он задумался. – Что бы вы сделали тогда, прекрасная княжна?

Аойда молчала. Она представила, как приходит в себя после колдовского восторженного угара – нечистая после обманной любви, навсегда потерявшая честь и право называться благородной дамой, быть невестой Сына Императора, да просто любого порядочного рыцаря, – что сделала бы она тогда? Разве что тайн смог бы вернуть ей потерянное имя… Или такую смерть предсказала ей

вода в чаше?..

– Вы не посмеете меня казнить, я знаю, – сказала Аойда уверенно.

– Конечно, нет, госпожа моя.

– Бросите в подземелье, где я буду умирать долго и мучительно? За покушение на великого Абраксаса быстрая смерть – это награда?

– Я не ставлю так высоко свою скромную персону, – возразил колдун. – Все будет иначе.

– Какое же наказание ожидает меня? – осведомилась Аойда. Колдун проговорил медленно:

– Как вы отважны, моя дорогая…

– Извольте придержать ваш язык! – одернула его Аойда. – Называйте дорогой свою жену, если она у вас есть, но не меня.

– Но вы и будете моей женой! – рассмеялся Абраксас.

– Что? – не поверила своим ушам Аойда.

– Я женюсь на вас, – сказал колдун.

– Перестаньте надо мною издеваться! – От негодования Аойда вскочила из кресла.

– Ни в коем случае! – Абраксас тоже поднялся, и голос его был серьезен. – Я прошу вашей руки, прекрасная Аойда… Да что там! Я вынуждаю вас стать моей женой.

– Прекратите!

Абраксас покачал головой, словно отвергая ее требование.

– У меня хороший залог, – сказал он спокойно. – Ваш отец. Ваша мать. Ваш маленький братец. Разве этого мало?.. Если вы откажете мне, их будут мучить у вас на глазах.

– О Небо, нет! – вырвалось у Аойды.

– Нет? – словно бы удивился колдун. – Что – нет? Вы мне отказываете?

Аойда посмотрела в блеклые глазки колдуна и поняла, что так и будет. Здесь она совершенно не властна что-либо сделать.

– Я не верю, что они еще живы, – попробовала слукавить Аойда.

– Они живы, – заверил ее колдун. – Сейчас их приведут.

Он не садился; стоял, заложив руки за спину.

– Хотите вина? – спросил он.

– Нет, – решительно отказалась Аойда. – Почем я знаю, что у вас в вине намешано…

– Это просто великолепное вино, – улыбнулся Абраксас, поднося бокал к губам. – Оно пьянит голову, как ваша красота.

Бесшумно появился в дверях человек в серебристом плаще. Абраксас обернулся к нему:

– А! Пришли? Пригласи их сюда. Аойда вскочила.

Унизительно было видеть родителей такими. Отец раболепно кланялся Абраксасу, а мама жеманно приседала в реверансах.

– Батюшка! – звонко позвала Аойда. – Вы здоровы? Отец не повернул к ней головы.

– Прошу вас, государь, – обратился он к колдуну, – не сердитесь на мою глупую дочку. Ее учили приличиям, но…

– Не надо извинений, – перебил его Абраксас. Он сел в кресло, не предложив сесть князю. – Ваша дочь имеет право говорить все, что хочет и когда хочет.

– Батюшка, прошу вас, сядьте! – Аойде было невыносимо стыдно за отца.

– Что ты говоришь, Аойда! – возмутился князь. – Да как я смею в присутствии…

– Прошу вас сесть, уважаемый Антенор, – снова перебил его Абраксас, – садитесь.

Князь Мунит сел, предварительно поклонившись государю; госпожа Пандроса Ферет встала за креслом мужа, положив руку на спинку, как подобает жене. Аойда отступила к узкому окну. Ей противно было присутствовать при этом унижении. Но от окна тянуло сквозняком, а ее и без того бил озноб, и она отошла, прислонилась к дубовой панели между двумя дверями.