Приют любви
Шрифт:
– Давай, я приберу, – сказала Джонси. – Нехорошо, что ты все время и готовишь, и убираешь.
Джонси собрала тарелки и серебряные приборы.
– Нет. Спасибо. Это моя работа, и она мне нравится.
Мэгги украдкой глянула на Джонси и вернулась к плите.
– Тебе не придется все время выполнять эту работу, Мэгги. Я никогда не хотела, чтобы кто-то из нас постоянно делал одно и то же.
Джонси говорила мягко, искренне.
– Я знаю. Это Спайси дала мне эту работу. Она сказала, что я буду отвечать
– Ты хочешь сказать, что именно ты поддерживаешь здесь все в такой идеальной чистоте? – Джонси обвела рукой окна, буфеты и деревянные полы.
– Да, – застенчиво улыбнулась Мэгги.
– Ты хочешь сказать, что не… – Джонси вспыхнула, удивившись готовым сорваться у нее с языка словам.
– Нет.
Мэгги стояла лицом к Джонси, прислонившись к огромной плите. Она немного расправила плечи, золотистая прядь волос упала на лоб. Джонси почувствовала, как наливаются жаром щеки, но не отвела взгляда.
– Извини, мне не следовало спрашивать.
– Ничего. Большинство так думает, раз я здесь. – Мэгги на мгновенье замолчала, потом торопливо продолжила: – Но так было не всегда.
Она отвернулась, снова отгородившись от Джонси.
Джонси хотела было дотронуться до Мэгги, ободрить ее – зачем, она не совсем понимала. Но знала, что никакой ее шаг не встретит радости. Поэтому она сказала:
– Завтрак был изумительный, Мэгги. – Потом бодро добавила: – Пожалуй, мне пора идти в редакцию газеты.
Мэгги продолжала скрести сковороды, не обращая на нее внимания.
Оставив Мэгги в ее вотчине, Джонси ломала голову над ее словами. Что она имела в виду, когда сказала: “Так было не всегда”? И почему Мэгги так старательно сдерживает свои чувства, словно охраняет какую-то потайную дверцу? Понимая, что эта дверца заперта – в особенности для нее, – Джонси заставила себя сосредоточиться на своем деле, предоставив Мэгги заботам Милочки.
Она прошла небольшое расстояние до “Ларами Сентинел” и помедлила перед дверью, прежде чем открыть ее. Первый шаг, очень важный к тому же. Раз и навсегда она объявит, что ее дом – это действительно пансион.
В помещении ее сразу же окутал резкий, но в целом терпимый запах типографской краски и машинного масла. Несколько посетителей образовали очередь, другие собрались, чтобы обсудить необычайно теплую погоду. Растерянность охватила Джонси: все они были мужчины.
– Лето наверняка будет сухим, – обратился к остальным один из старожилов, а сам чуть шею не свернул, глядя на Джонси. – Ну а это, черт… простите, мэм… значит, что зима будет ранняя и вьюжная.
Джонси неловко переступила с ноги на ногу под взглядом старика.
– Нет, – возразил другой джентльмен, одетый в сшитый на заказ костюм, – я не согласен. Тяжелая зима была в прошлом году. Другая такая же предстоит нам не так скоро.
Он вежливо улыбнулся Джонси.
– Черт… простите, мэм. – Он, извиняясь, снова глянул на Джонси. – Зима была не такая уж суровая. Если говорить о настоящих морозах, так это была зима семьдесят первого – семьдесят второго года. – Старик метнул плевок в ближайшую плевательницу, и она зазвенела. Джонси сжала зубы и сглотнула. – Одна из тяжелейших зим, и нам предстоит еще одна такая же.
Это прозвучало как вызов присутствующим, на который они не смогли не ответить. Спор продолжался, пока Джонси почти не оставила надежду, что на нее обратят внимание.
Наконец заговорил мужчина за конторкой.
– Джентльмены, не согласитесь ли подождать, – он посмотрел на них, – пока я обслужу эту молодую женщину?
Все отступили в сторону, а старожил сказал:
– Конечно, Харви. Мы не возражаем.
– Чем могу служить? – Харви улыбнулся, и у наружных уголков его карих глаз собрались морщинки.
– Я хотела бы дать в вашей газете объявление о своем пансионе, – сказала Джонси.
Она ощутила, как несколько пар глаз обратились в ее сторону. В помещении вдруг стало тихо.
– Ну разумеется. Пожалуйста, название вашего пансиона и адрес.
– “У мисс Тейлор”, Си-стрит.
Джонси рисовалась картина: стоящие позади мужчины открывают рты и взглядами прожигают у нее в спине дыры. Она почти чувствовала жар.
– Си-стрит, – повторил он. Плевательница зазвенела, как церковный колокол.
– Вы сдаете комнаты. – Перо Харви царапало по бумаге. – А какого размера будет объявление?
Он вытащил из-под кипы газет номер “Сентинела” и указал на несколько образцов.
– Вот такого, – сказала она, выбрав объявление среднего размера. Она должна быть уверена, что ей хватит денег, пока не появится хотя бы один постоялец. – А сколько это будет стоить?
Харви назвал цену, и Джонси попросила помещать его в течение месяца. Уплатив, она повернулась и увидела, что мужчины стоят и слушают, как она занимается своими делами.
“Что ж, Джонси, – сказала она себе, – тебе лучше привыкнуть ко взглядам, по крайней мере, поначалу”. Невозможно изменить репутацию дома за один день. И хотя она понимала это, не могла не оправдываться перед собой. Высоко держа голову и не глядя по сторонам, она прошла сквозь небольшую группу.
– Всего доброго, джентльмены, – сказала она, закрывая за собой дверь.
Она вышла из здания и перешла на другую сторону улицы, каждый шаг отдавался в ней унижением. Ей не нравится, когда ее вот так разглядывают, неважно, по какой причине. Это унизительно. И несправедливо. Винить в этом она могла свою тетю и мистера Коллинза. Почему эта женщина не могла содержать приличный пансион? Но нет, у нее был публичный дом, и она оставила его полным проституток!