Призмы
Шрифт:
Как известно, после освобождения во всех странах новорожденного социалистического блока, за нехваткой преданных национальных кадров, вспыхнул поспешный роман советских властей с левонастроенными еврейскими интеллигентами на местах. Вейсы пошли круто в гору. Бывший халуц стал преподавателем Высшей партшколы в Будапеште. Его жена (сестра, как мы помним, иерусалимского коммуниста) получила пост заведующей сектором зарубежной печати в телеграфном агентстве Венгерской Народной Республики. Вейсы превратились в Зикмундов. Свежевыпеченных Зикмундов величал по имени-отчеству
То, что человек честно и преданно записывается в Ивановы, а ему вдруг напоминают, что он Абрам Моисеевич — этим читателя не удивишь. Известно: Абрам Моисеевич — пятно несмываемое. Ан, нет! Можно смыть. Доказано практикой соцстран на начальном этапе борьбы с религиозными предрассудками. Так, Зикмундам партия порекомендовала сходить в храм и окунуть сына-пионера в католики или в протестанты.
Словом, Вейсы, ставшие Зикмундами, застраховались сыном — пионером-протестантом. Его двоюродных братьев одновременно покропили в католики. Теперь уж можно было не бояться за свое место и не сомневаться, что мальчику обеспечена путевка в летний цековский лагерь на озере Балатон, защищенный от простых смертных детей колючей проволокой.
Но никогда нельзя знать, как говорят французы. Уже в 1949 году партия обнаружила у матери пионера-протестанта еврейско-палестинскую родню. А еще занимала пост заведующей сектором! С мужем цацкались дольше: его причастность к сионистско-фашистскому заговору сформулировали только в 1958 году.
Ему бы высшую меру! Но подошли либерально. Нашли возможным только отстранить от воспитания партийных кадров.
Зикмунды не обиделись на родную партию, тем более, что бывшему преподавателю ВПШ позволили читать лекции в университете. Снова пришлось начинать, можно сказать, с нуля, но Вейсам-Зикмундам не привыкать. В университет пришел лектором, а на пенсию ушел заместителем директора Института истории Венгерской Академии наук.
Таким образом, отставной профессор являет собой пример еврейской непотопляемости. И в то же время
— безграничной преданности передовым, но опасным идеям. Во время революции или контрреволюции (это уж как вам угодно) 56-го года он состоял в прогрессивном кружке "Петефи" и даже вслух высказывался за социализм с человеческим лицом. И опять не расстреляли: за грохотом братских танков, по-видимому, профессора не расслышали.
Но вернемся к сыну. Профессор и его жена сделали все от них зависящее, чтобы у сына не возникло вопросов по национальному вопросу.
Сидела, правда, в сознании мальчика, без всякого, впрочем, шевеления, некая заноза. В виде новогодних поздравительных открыток, приходивших папе с мамой из-за границы и почему-то ранней осенью, месяца за три до Рождества. Совсем невпопад. Открытки слала неведомая бабушка, мама его мамы, из неведомого Иерусалима. Иногда из того же Иерусалима наезжал к ним в Будапешт и дядя-поэт со странной фамилией Ави-Шаул. А потом приехала и дочь дяди-поэта
Сегодня сабра Брурия Ави-Шаул работает — следите, следите! — в будапештском представительстве палестинских террористов.
Между прочим, она же сосватала сына Зикмундов
— своего двоюродного брата — с ее бывшей будапештской приятельницей Катрин Харди. Причем к удовольствию обеих семей. Семье невесты улыбалась перспектива заполучить в зятья выкреста из евреев: еврейские мужья, как известно, не пьют и жен не бьют. Семью жениха очень устраивала невестка — чистопородная венгерка. Венец их долгих усилий раз и навсегда отмыться от еврейства самим и сына отбелить от него.
Чистопородная венгерка и в самом деле перевоспитала их сына коренным образом: под ее влиянием он начал задавать себе вопросы по национальному вопросу, да в такой острой форме, что в 1980 году покинул Венгрию и вместе с женой переселился в Израиль.
Его жена — человек высокой совести — считала, что как христианка несет личную ответственность за трагедию евреев. И за исковерканную душу мужа, отказавшегося от своего народа. Она сделала все, чтобы исправить эту несправедливость и решила идти до конца. Катрин — ныне Керен Бар-Шакед — еще в Будапеште приняла еврейство.
Папа Зикмунд слишком поздно раскусил, что за фрукт его невестка. Профессор на пару с Брурией из кожи вон лез, чтобы выбить у сына из головы сумасшедшую мысль о переезде в Израиль. В эту фашистскую страну, где арабов сажают в клетки умирать под солнцем пустыни. Уж если на то пошло, пусть едет в Штаты или в Германию! Не помогло. Доктор Габриэль Бар-Шакед, в прошлом Габор Зикмунд, в позапрошлом Габор Вейс, его жена, в прошлом Катрин Харди, ныне Керен Бар-Шакед, и их двое детей — в Израиле.
Там, где пересекаются параллели
Две жизни: одна проходит в кадрах документального фильма, показанного телевидением, другая изложена на страницах газеты "Йедиот ахаронот". Две истории: одна — маленькой еврейки из Будапешта, другая — маленькой немки из Кельна.
Маленькая еврейка родилась на окраины Буды. Отец болел чахоткой и вскоре умер. Мать приняла в дом сожителя, который выгнал девочку на улицу. Там ее подобрала одинокая старуха — обмывальщица покойников на еврейском кладбище. Она брала с собой ребенка в покойницкую. Девочка садилась на корточки на мокрый цементный пол и смотрела, как работает старуха.
Родители маленькой немки были кельнскими бюргерами среднего достатка. Отец любил книги, но держал их в гостиной, которая отпиралась только по случаю прихода гостей. Он также любил природу и брал детей на прогулки. Мать была педагогом Божьей милостью и поощряла в детях фантазию и склонность к искусствам. Так у дочери пробудился интерес к актерскому ремеслу. На это мать уже не рассчитывала. По убеждениям, которые исповедовались в доме, порядочные женщины не становятся актрисами и не выходят на подмостки, откуда до панели — один шаг.