Признание маленького черного платья
Шрифт:
Дэш заглянул внутрь и кивнул. Затем он перевел взгляд на то место за плечом Госсетта, где прятался Ларкен.
Итак, американец видел, как он зашел в конюшни.
– Я только надеюсь, что смогу без помех выбраться отсюда.
Ларкен понял, что его друг имел в виду. То, что он не станет вмешиваться и останавливать этот побег. Барон высунулся из тени и поприветствовал Дэша, а затем повернулся спиной, когда тот садился на крепкую лошадь.
– Берегите это животное. Этот конь – один из лучших в стране, –
Ларкен едва не рассмеялся. Госсетт! Всегда благороден, полагая, что и все остальные будут вести себя точно так же.
Но, к его чести, Дэш кивнул. Потому что понимал, что для джентльмена хорошая лошадь была подобна быстроходному судну для морского капитана. Затем он наклонился вниз и сказал что-то Госсетту, что Ларкен не сумел расслышать, а после пришпорил лошадь и умчался из конюшни с такой скоростью, словно его преследовал сам дьявол.
Ларкен все еще не мог постичь, как леди Филиппа могла сделать нечто подобное. Своим решением она добыла свободу и жизнь для Дэша, но заплатила за это ужасную для них обоих цену.
Барон закрыл глаза и прислонился лбом к столбу, слушая, как Госсетт покидает конюшни.
Что, если бы это была Талли? Замужем за другим? Что, если бы он позволил своей одержимости честью и долгом, своим страхам из-за мрачного прошлого, навсегда разлучить их, как это сделал безрассудный характер Дэша?
Как только он понял, что Госсетт ушел далеко от конюшен, Ларкен выскользнул в сады, потому что знал, что не может позволить себе совершить ту же ошибку, что и его друг, и потерять свое сердце.
Ларкен шагал по лесной тропинке к искусственным руинам, держа в руке основательно нагруженную корзинку. Герцогиня провела последние полчаса, следуя за ним пот пятам, помогая ему упаковать эту корзину и выведывая, каковы его намерения в отношении ее сестры – о чем, к счастью, ему удалось умолчать благодаря своевременному прибытию Холлиндрейка, который практически утащил жену прочь и оставил Ларкена в покое, чтобы тот сам нашел свой путь.
Пока он тяжело ступал по тропинке, запах листвы и полевых цветов смешивался с влажным воздухом под деревьями. Солнечный свет то тут, то там проникал сквозь густой покров наверху.
Если бы только сердце не стучало так отчаянно в его груди. Господи, можно было подумать, что он никогда раньше не сталкивался с неприятностями.
Конечно же, у неприятностей не было красивого лица и таланта опутывать его сердце так, как это сделала Талли.
Когда Ларкен подошел к руинам, то заметил ее, девушка сидела на одном из дальних камней и делала набросок. Судя по нахмуренным бровям и поджатым губам, она больше стирала, чем рисовала, сопровождая этот процесс изрядной порцией ругательств.
– Проблемы? –
Она резко обернулась, едва не уронив альбом для набросков и угольный карандаш.
– О Боже. Это вы.
Он не знал, было ли это обвинением, или таким образом она давала ему понять, что рада его видеть.
Так как Талли не натравила на него Брута – маленький песик свернулся у основания одного из камней, посмотрев сперва на Ларкена, затем на свою хозяйку, перед тем, как снова заснуть – то барон предположил, что она не разозлилась из-за того, что он вторгся в ее уединение.
Между тем Талли торопливо собрала альбом и карандаши и отложила их в сторону. Она покусала нижнюю губу, а затем рассеянно провела рукой по волосам, словно пытаясь привести их в порядок.
Ларкен мог бы сказать ей, что не стоит беспокоиться, потому что ее шляпка была сброшена давным-давно, и ветерок растрепал светлые волосы. Мягкие пряди падали ей на плечи и девушка выглядела так, словно он только что пробудил ее после долгого легкого сна.
– Должно быть, я выгляжу как пугало, – проговорила она, посмотрев вниз на свое платье. – Кажется, вы всегда застаете меня тогда, когда я выгляжу не лучшим образом.
– Позволю себе не согласиться, – ответил Ларкен, подходя ближе. Ветер стих, и шелест листвы прекратился, он словно очутился в волшебной долине, где одно неловкое движение, одно неверное слово может навсегда унести ее вне его досягаемости. – Я считаю, что вы совершенно очаровательны.
Талли отвела взгляд, на ее щеках появился легкий румянец.
Подойдя еще ближе, барон поставил корзинку на камень, который располагался напротив нее.
– Что это такое? – спросила девушка.
– Полагаю, это пикник.
Она переместилась на край камня и уставилась на корзинку.
– Вы не знаете?
– Я никогда не был ни на одном, – пояснил ей Ларкен. Он предположил, что галеты и холодный чай на португальской равнине не считаются пикником.
– Никогда?
Он заглянул ей в глаза.
– Никогда. Пожалуй, вы сможете…
Но Талли уже соскочила с камня и осторожно протиснулась мимо него, так, чтобы коснуться его только самым кратким образом.
– Никогда не побывать на пикнике, – бормотала она.
Ларкен улыбнулся ее озабоченности… и готовности помочь.
Это было начало. Но начало чего?
Чего-то важного…
Между тем, Талли вытащила содержимое из корзинки, разложила аппетитные деликатесы на паре тарелок, вручила ему бутылку вина, чтобы достать из нее пробку, и стащила, когда думала, что он не видит, очень крупную и спелую ягоду клубники.
Ларкен протянул руку над ее плечом и вытащил кость для Брута.
– Вы его избалуете, – упрекнула барона Талли.