Признания без пяти минут подружки
Шрифт:
Трейси, – которая влюблена в моего брата большую часть ее жизни, – знает, как зовут девушку Питера. Она просто не может заставить себя произнести ее имя. Я ее понимаю. Я иногда тоже через силу произношу имя этой девушки.
– Да, вернулся к Аманде. – Я беру у Трейси флакон и выдавливаю на ладонь немного кондиционера. Он пахнет свежими, только что сорванными, помидорами. – И я уверена, что она просто не может дождаться, чтобы с ним обдолбаться, – добавляю я, и это забавно звучит из моих уст – по множеству причин.
Мне трудно думать о том, что Питер принимает наркотики.
Кэрон говорит, что причины, толкающие людей к наркотикам, «часто очень запутанные». Это одна из вещей, не вызывающих моментальный одобрительный кивок моей мамы. Мама и Кэрон очень хорошо друг друга знают – они вместе проходили практику – поэтому я обычно чувствую себя против них, когда Кэрон говорит, а мама постоянно кивает как китайский болванчик. Но когда Кэрон заговаривает о «запутанной мотивации Питера для употребления», мама становится очень тихой и смотрит в пол.
Не думаю, что здесь есть что-либо запутанное. Я считаю, он делает это, потому что Аманда от него этого хочет, а он отчаянно пытается ее впечатлить, потому что у него никогда в жизни не было такой красивой девушки. Хотя, если подумать, у него вообще никогда не было девушки.
– А как у Питера дела? – спрашивает Трейси после паузы, задуманной для того, чтобы вопрос казался более легкомысленным, чем есть на самом деле. – Ты с ним говорила?
Я качаю головой.
– Ну, ты собираешься ему звонить, да? Проверить, как он?
– Когда-нибудь.
– Ты все еще злишься.
Я киваю.
– Ты, наверно, должна переживать, а не злиться.
– А может, тебе стоит самой ему позвонить, если ты так сильно хочешь с ним поговорить, – поддразниваю я.
– Не то, чтобы я хотела с ним поговорить, – слишком быстро говорит она, хотя мы обе знаем, что она хочет, – просто я переживаю. – Она впивается в меня своим самым серьезным взглядом. – И ты тоже должна.
Примерно за неделю до возвращения в школу Питер и Аманда приезжали в гости. Летом они работали в отеле на острове Мартас-Виньярд, и первое, что я заметила – они совсем не выглядели так, словно все время были на солнце. Какой смысл ехать на Мартас-Виньярд разбираться со злобными и требовательными гостями отеля, если не собираешься ходить на пляж?
Потом я подумала, что они, наверно, просто сознательно защищались от солнца. Аманда вообще, похоже, хотела сохранить свою бледную кожу такой бледной, насколько возможно.
Но это не объясняло мешки у них под глазами.
Мы с мамой впервые встретились с Амандой, и я особо к этому не стремилась. Мне все еще претило, что она пригласила Питера к себе домой на прошлый День Благодарения, хотя знала, что это наш первый праздник без папы. Когда Питер позвонил и сказал мне, что не приедет домой, он меня очень расстроил.
Итак, Аманда и Питер приехали на подержанном серебристом Мерседесе с откидным верхом, который ее отец – который, кстати, тоже мозгоправ – отдал ей, когда купил новую машину, и они выглядели так, будто не мылись неделями. Когда я что-то сказала об этом маме,
Аманда, безусловно, хорошенькая – от этого никуда не денешься, и неважно, что Трейси считает ее суперхудой, а ее голову – слишком большой для ее тела. Она одевается в мешковатую одежду, создающую впечатление, что у нее нет денег, но это настолько хорошо смотрится, что понимаешь – деньги у нее точно есть. У нее очень длинные светлые волосы и зеленые глаза, и она похожа на сонную кошку, когда улыбается.
Или на обдолбанную кошку.
Несколько дней после их приезда я на самом деле верила, что они очень–очень много работали, и Питер слишком истощен, чтобы разговаривать. Он едва снисходил до того, чтобы заметить мое существование, пока не сказал, что отдает мне свой старый iPhone, потому что Аманда подарила ему новый. Это было на третий день после приезда.
Для некоторых братьев и сестер нормально не разговаривать, но не для нас. Мы с Питером были по-настоящему близки. Он всегда присматривал за мной, и даже у всех на виду относился ко мне хорошо. Может, потому что у нас разница – четыре года. Когда мы были маленькими, мы не соперничали из-за игрушек, а когда стали старше – из-за друзей.
Я могла обратиться к нему практически в любой ситуации, если мне требовался совет. А когда он приехал домой с Амандой, я собиралась рассказать ему, что нервничаю перед возвращением в Юнион после того, как сломала Регине жизнь. И о том, что мне нужны реальные «стратегии преодоления трудностей» вместо тех, к которым Кэрон и мама пришли на терапии – в них я должна была рассказать Регине, как ее действия меня обидели, заполнив пробелы в предложении: «Регина, когда ты... пробел..., я чувствую себя... пробел».
Первый – и единственный – раз я засмеялась на терапии, когда попыталась представить себя говорящей это предложение Регине.
В любом случае, бесполезно было обращаться к Питеру за советом о чем бы то ни было, пока он расхаживал с таким огромным самомнением. Отдав мне свой дурацкий iPhone, он потрепал меня по голове и назвал «мелкой». А Аманда с печальным видом одарила меня странной улыбкой и сказала, что я просто невыносимо милая. «Пит, а на что это похоже – иметь младшую сестру?» – заявила она прямо передо мной таким голосом, который большинство людей используют, говоря о щенятах, котятах или младенцах. «Ой, ты только посмотри на нее – такая сладенькая. Это, должно быть, так весело!»
Конечно, теперь я понимаю, что тогда они оба были абсолютно обдолбаны. Единственное, чего я не знаю – что они еще употребляли, кроме травки.
На самом деле это последнее о чем я хочу говорить.
– Так Джейми поздоровался с тобой сегодня? – спрашивает Трейси.
На самом деле, это вторая – последняя вещь, о которой я хочу говорить.
Я покачала головой, даже не глядя на нее. Она потянулась, чтобы включить альбом «Feist», который она крутит без остановки с тех пор, как я его посоветовала, и больше ничего не спросила.