Признания шпиона
Шрифт:
21 февраля 1994 г., в начале восьмого утра, на автостоянке в полумиле от дома Эймсов собрались около 25 агентов ФБР. В этот праздничный день, День президента, дороги были пусты. Как только Уайзер убедился в том, что все на месте и получили свои задания, он поехал в приёмную министра юстиции США в Александрии, штат Вирджиния, где его дожидался помощник прокурора Марк Дж. Халкоуэр. Вместе они представили федеральному судье, который был специально вызван на работу для встречи с ними, подробные показания, перечислив улики, собранные ФБР против Рика и Розарио. Судья выписал ордера на их арест, обыск дома и банковского сейфа, а также конфискацию "Ягуара"
— О'кей, начинайте, — телефонировал Уайзер на командный спецпост.
Дэн Пэйн из ЦРУ, который ждал сигнала Уайзера, позвонил Дэйвиду Эджеру в Управление. Когда раздался телефонный звонок Эджера, Рик собирался бриться.
— Я только что получил телеграмму, — сказал Эджер. — Насчёт твоей поездки. Возникла проблема. Ты можешь приехать в офис и послать им что-нибудь в ответ?
На следующее утро Рик должен был, наконец, отправиться в долгожданную командировку.
— Мне нужно съездить в офис, — сообщил он Розарио, которая ещё одевалась, — но ненадолго.
Он взглянул на свои наручные часы. Было 9.30 утра. Рик вывел "Ягуар" из гаража и поехал по улице. На перекрёстке он повернул направо, затем, через квартал, снова направо.
Зажигая сигарету, он заметил несущуюся за ним машину с красной "мигалкой" на щитке.
«Я подумал: "Это ещё что такое? — и тут передо мной притормозила другая машина. Неожиданно я все понял. "Кончено", — сказал я себе».
Специальный агент Майк Доннер, автор сценария ареста, и его коллеги — агенты Руди Гьерин и Делл Спрай — выскочили из автомобилей и бросились к Рику, который опускал стекло на дверце своего "Ягуара". Спрай приказал ему выйти из машины, держа руки на виду.
— Вы арестованы за шпионаж, — рявкнул Доннер. В это время Йоланда Ларсон, агент ФБР со знанием испанского, и специальный агент Джон Хосински постучались в парадную дверь особняка Эймсов. Когда служанка впустила их в дом, к ним вышла Розарио.
— Вашего мужа только что арестовали за шпионаж, — сказал Хосински. — вы должны пройти с нами.
Снаружи ожидала команда специалистов, которая должна была сделать в доме обыск и описать имущество.
Когда Рика втолкнули на заднее сиденье машины ФБР, он попытался взять себя в руки. "Думай, — вслух твердил он себе. — Думай, думай".
Глава 25
Рика отвезли на инсценированный командный пост, который Бюро оборудовало в офисе на окраине города. Стены были увешаны фотографиями его и Розарио, снятыми скрытой камерой. Были там и сделанные с помощью аэрофотосъёмки снимки их дома. В углу громоздились ящики с пометкой "Эймс". Бригада Уайзера хотела убедить супругов, что ФБР собрало против них огромное количество улик, и им ничего не остаётся, как во всем признаться. Но Рик не попался на эту удочку. Он отказался отвечать на все вопросы, и ФБР пришлось отвезти его в следственный изолятор Александрии.
Через несколько минут на тот же фальшивый командный пост ввели дрожащую от страха Розарио. Джулия Джонсон, агент ФБР, которая провела несколько месяцев, слушая разговоры Эймсов, полагала, что, если Розарио дадут шанс спасти свою шкуру, она сразу же заложит Рика. Главное — с Розарио нужно было разговаривать с добротой и сочувствием, памятуя о том, что она считает себя умнее всех. Любая попытка запугать Розарио просто приведёт ее в безумную ярость. Послушавшись этого совета, агент Джон Хосински начал ласково расспрашивать Розарио о финансах
— И вы говорите, что никогда не встречались с этим Робертом из Чикаго? Он никогда не приезжал к вам в гости? Не звонил? Не писал Рику?
Розарио начала путаться в своей собственной лжи. Агенты указали ей на противоречия в ее ответах. Наконец Розарио объявила, что устала от этих игр.
— Рик работает на русских, — выдохнула она.
То, что произошло в течение следующих нескольких часов, остаётся спорным. Позже Розарио будет утверждать, что Хосински и Ларсон солгали ей. «Они твердили: "Для вас самое главное — вернуться к сыну. Как только это закончится, все будет хорошо, вы возвратитесь к нему". И я им поверила! Я решила, что меня отпустят. Помогая им, я не знала, что против меня выдвинут обвинения».
ФБР будет настаивать на том, что его агенты не обещали Розарио никаких благ. Поскольку ни один из допросов не записывался на магнитофон, не осталось никаких свидетельств. Единственное, что сохранилось — это протоколы, которые вели два агента ФБР, но впоследствии они представили их на суд в приглаженном виде. Розарио будет доказывать, что в этих протоколах ее слова искажены: "Он (Хосински) задаёт мне вопросы, но делает это так коварно, что как бы одновременно сам на них отвечает. Потом он записывает свои, а не мои ответы".
Сначала Розарио сообщила агентам, что впервые узнала о том, что Рик — шпион, в 1991 году. Затем она изменила эту дату — в 1992 году. "Он (Хосински) записывает, что это случилось в 1991 году, потому что так ему удобнее — это более ранняя дата. Я говорю ему: "Нет!", и тогда он пишет: "в 1992 году", но при этом подаёт это так, будто я солгала, а не забыла эту дату".
По словам Розарио, где-то в середине дня, после того как агентам поступил телефонный звонок от команды ФБР, обыскивающей дом Эймсов, их отношение к ней изменилось. Группа обыска обнаружила столько компрометирующих улик, что для осуждения Рика федеральным обвинителям больше не требовалась помощь Розарио. "Неожиданно мне заявляют, что я должна встретиться с прокурором (Марком Халкоуэром), — с горечью вспоминала Розарио. — Они говорят: "Это имеет для вас огромное значение". Я спрашиваю: "Почему?" А они мне: "Потому что именно он решит вашу судьбу"… Потом входит этот мерзкий Халкоуэр. С виду такой обходительный — не придерёшься… Но я сразу поняла, каков он на самом деле — противный, невоспитанный тип, который считает себя пупом земли".
Халкоуэр сообщил Розарио, что собирается выдвинуть против нее обвинение в пособничестве шпионской деятельности Рика. "вы не имеете на это права! — огрызнулась она. — Я ничего не сделала!"
Официальная версия о том, что произошло в тот понедельник, отличается от рассказа Розарио. Решение преследовать ее в судебном порядке было принято задолго до ареста. В протоколах ФБР не упомянуто ни о телефонном звонке от группы обыска, ни о словесном поединке между Розарио и Халкоуэром. Зато в записях цитируются слова Розарио, поблагодарившей двух агентов ФБР за "доброту", с которой они отнеслись к ней во время допроса.