Признания в любви кровью написаны
Шрифт:
— Я не знаю, как, — голос стал хриплым и едва слышным.
— Точно так же, как ты наслаждаешься написанием романа и игрой на виолончели, — прошептал парень, обдав её лицо горячим дыханием, от коего дрогнули ноги.
Значит, он наклонился прямо к её лицу. Почему-то от этого хотелось улыбнуться, но она сдерживалась, ожидая дальнейшего развития событий.
— Или так, как наслаждался я, создавая для тебя это платье, — его дыхание стало ещё горячее, опаляя губы.
— Мне нравится это платье, — произнесла она, осознав, что её губы уже едва-едва касаются его.
По
— Я рад это слышать, — он почти её поцеловал, но она слегка отвела голову. Знала, что стоило ему признаться.
— Я написала последнюю книгу за месяц. Специально для тебя, — больше её дрожь не одолевала: тело застыло, словно окоченело.
— Я тебя тоже люблю, Уэнсдей Аддамс, — и его губы, горячие, как огонь в крематории, накрыли её, с жадностью впиваясь в них, словно вампир в шею, желающий высосать все соки из тела.
Одна рука Ксавье опустилась на её талию, обхватив её почти наполовину. Не зная, как на это реагировать, Уэнсдей зарылась руками в его влажные волосы, притягивая ближе к себе. Парень поддавался, целуя её всё нетерпеливее. Вскоре он стал оттягивать зубами её нижнюю губу, а после, словно желая создать контраст, соскальзывал на верхнюю и осторожно её посасывал. И это ей нравилось.
Она тянула парня всё ближе к себе, постепенно падая. Вскоре макушка и спина коснулись прохладных простыней. Уэнсдей не поёжилась. Наоборот, впервые за их встречу улыбнулась.
Парень тотчас отпал от её губ.
— Кажется, Ксавье Торп потерял контроль над своим творением, — процедила она тихо, с интересом наблюдая за реакцией парня, чьё лицо нависало прямо над её.
— Ты о чём? — он недоумённо улыбнулся, касаясь губами её носа.
— Платье, — простодушно отчеканила Уэнсдей.
Парень, округлив глаза, приподнялся ещё выше и окинул ошарашенным взглядом её тело. Которое отныне скрывало только чёрное кружевное бельё, чулки до колен и весёлый жёлтый шарф на шее и плечах.
— Это был твой план, да? — поинтересовался он, усмехаясь.
Уэнсдей не ответила, продолжая наблюдать за ним. Лежать полуголой под парнем на кровати без желания его за это убить — нечто странное. Она не могла определить, нравится ли ей это или нет. Но между ног становилось заметно теплее, словно кто-то включил там печку.
Осознание, что она никогда раньше не испытывала возбуждения, ударило вместе с новыми поцелуями от Ксавье, который так и не дождался от неё ответа. Но его губы касались не её рта, а щёк, виска и лба. Кожа в тех местах вспыхивала.
— Я ощущаю себя, как в бане… — призналась девушка.
— Это нормально, Уэнсдей, — прошептал он ей и быстро поцеловал в губы. — Не менее нормально, чем получать эстетическое удовольствие от пыток, могу тебя заверить, — добавил он и опустился губами ниже, к шее. — Можно снять с тебя шарф?
— С учётом того, что на данный момент это лишний атрибут одежды — да, — отозвалась она, но постаралась сама избавиться от шарфа.
Правая рука Ксавье встряла на пути, нагло потянув полосу ткани с другого края. Шарф, вместо того, чтоб освободить шею от оков, стал быстро стягиваться, больно сдавливая трахею и лишая кислорода. Уэнсдей попыталась
— Ты же сейчас задохнёшься… — встревоженный голос Ксавье прозвучал где-то вдалеке, но отчётливо.
Ослабленные пальцы отпустили шарф, и губы, жадно впитывающие воздух, растянулись в расслабленном оскале. Воздух, оказалось, пропахший краской и ненавязчивым парфюмом, вновь стал насыщать клетки кислородом и возвращать жизнь в тело. Уэнсдей стало тепло, и это тепло не раздражало.
Сделав жадный вдох, пронзивший тело, как стрела, она закинула голову назад, ощущая, как с саднящей и горячей с пульсирующей артерией шеи слетел шарф, доставивший мгновение назад фейерверк интересных ощущений.
— Ты в порядке? — прошептал встревоженно Ксавье, а она лишь продолжила блаженно улыбаться, закинув голову назад. Сознание опьянило происходящее, и она не ощущала совсем никакого дискомфорта.
С трудом осознавая свои действия, Уэнсдей скользнула руками к напряжённым плечам парня, впившись в них отросшими чёрными ноготками. Ей захотелось разорвать податливую ткань и оставить на плечах кровоточащие царапины. А после, слизав его кровь со своих пальцев, долго возиться с мазями и пластырями, залечивая отметины, что она сама ему оставила. Но Ксавье не позволил исполнить задуманное — он упал на неё торсом, почти всем весом придавив её к кровати. Она громко выдохнула, улыбнувшись боли в рёбрах.
Никогда раньше Уэнсдей не ощущала себя такой маленькой. Кажется, она была вдвое меньше своего партнёра, чей вес на ней чудился исполинским. А тепло чистого тела проникало сквозь его футболку на её живот и частично нагую грудь.
Между сведённых ног становилось всё горячее. Словно страшная перемена климата успешно пыталась растопить льды Арктики. Такая же катастрофа происходила в её теле.
— А ты не всегда ледяная, Уэнсдей Аддамс, — протянул Ксавье с блаженным смешком, и его губы заскользили по её продолжающей пульсировать и саднить шее. Необычный контраст. Лёгкие поцелуи, такие же быстрые, как касание брызг парфюма, приятно жгли шею.
— Да, скоро я раскалюсь и обожгу тебе каждый дюйм кожи так, что она начнёт пузыриться и отслаиваться. А твой член во мне запечётся. Холодная я безопаснее, — прохрипела она, а Ксавье прекратил целовать её шею.
— Такие реплики не способствуют возбуждению, Уэнсдей, — заметил он осторожно и слез с неё.
Он присел рядом, а краснота на лице сменилась бледностью. И в целом его лик показался каким-то осунувшимся, хотя совсем не удивлённым. В серо-зелёных глазах застряло выражение, какое обычно появлялось у людей после ожидаемого разочарования. Но губы как-то подрагивали: непонятно, от смеха или от истерики.