Признайся
Шрифт:
Единственное, что я знаю, будь она безумная или счастливая, грустная или возбужденная, она излучает успокаивающую энергию.
Каждый день моей жизни я словно карабкаюсь вверх по эскалатору, идущему вниз. И независимо, насколько быстро или насколько сильно я бегу, пытаясь достичь вершины, я остаюсь на том же самом месте. Мой бег ни к чему не приводит.
Но когда я рядом с ней, то не чувствую, что нахожусь на этом эскалаторе. Кажется, будто я на беговой дорожке, и с легкостью двигаюсь по ней. Словно могу, наконец,
Ее присутствие успокаивает меня, расслабляет и заставляет чувствовать себя так, будто и без нее окружающий мир не такой уж и сложный. Поэтому независимо от того, насколько жалко мы выглядим сейчас, сидя на полу в женском туалете, я не променяю это ни на что другое.
– ОБожеМой,– морщится она, наклоняется вперед и тянет меня за волосы.
Лицо нахмуренное, нервное, и я не могу понять, чем ей не угодили мои волосы.
– Мы должны что-то сделать с этим дерьмом, - бормочет она.
Она кладет одну руку на стену, а другую мне на плечо и отталкивается. Приняв стоячее положение, тянет мне руку:
– Давай, Оуэн. Я собираюсь исправить твое дерьмо.
Честно сказать, совсем не уверен, достаточно ли она трезвая, чтобы что-то исправлять.
Но я спокоен, чувствую себя очень правильно и с легкостью последую за ней, куда бы она меня не повела.
– Давай вымоем руки, Оуэн. Пол грязный.
Она идет к раковине и выпрыскивает мыло на мои ладони. Смотрит на меня в зеркало и переводит взгляд вниз на мою руку.
– Вот немного мыла, - произносит она, втирая его мне в руку.
Мне нечего сказать ей. Не знаю сколько она выпила, но это не то, что я ожидал сегодняшним вечером. Особенно после прочтения ее признания.
Мы моем руки в тишине. Она отрывает два бумажных полотенца и протягивает мне одно.
– Вытри руки, Оуэн.
Беру бумажное полотенце и делаю, как она велит. Она сейчас уверена в себе и выглядит ответственной, и думаю, что лучше бы она такой и оставалась. Пока я не выясню уровень ее трезвости, не хочу ничего делать такого, что может вызвать у нее другую реакцию.
Иду к двери и открываю ее. Она отходит от раковины, и я вижу, как она слегка спотыкается, но удерживается, хватаясь за стену. Она сразу же переводит взгляд на свои туфли.
– Чертовы каблуки, - возмущается она.
Только у нее нет каблуков. На ней черные балетки, но она все равно обвиняет их в случившемся.
Мы возвращаемся обратно в бар, где Харрисон уже закрылся и даже выключил часть светильников. Он поднимает бровь, когда мы проходим мимо него.
– Харрисон?
– обращается она, указывая на него пальцем.
– Оберн, - ровно отзывается он.
Она виляет пальцем, и я могу с уверенностью сказать, что Харрисон
– Запишешь эти прекрасные напитки на мой счет, ладно?
Он качает головой:
– Мы закрываем все счета к концу ночи.
Она кладет руки на бедра и надувает губы:
– Но у меня нет никаких денег. Я потеряла кошелек.
Харрисон наклоняется и достает ее кошелек из-за стойки.
– Ты не теряла его.
Он подталкивает его через бар, и она смотрит на кошелек так, словно расстроена, что не потеряла его.
– Вот дерьмо. Теперь я должна тебе заплатить.
Она шагает вперед и открывает сумочку.
– Заплачу только за один напиток, потому что я даже не уверена, добавил ли ты алкоголь во второй.
Харрисон смотрит на меня, закатывает глаза и отталкивает протянутые деньги.
– За счет заведения. С Днем Рождения. И на всякий случай, ты выпила три коктейля. Все с алкоголем, - заявляет он.
Она перебрасывает свою сумочку через плечо.
– Спасибо. Ты единственный человек во всем штате Техас, который поздравил меня сегодня с днем рождения.
Разве можно возненавидеть себя больше, чем я сделал это три недели назад?
Да, однозначно..
Она поворачивается ко мне и гордо поднимает подбородок, увидев выражение моего лица.
– Что это ты выглядишь таким грустным, Оуэн? Мы собираемся пойти и исправить твое дерьмо, помнишь?
Она делает шаг ко мне и хватает меня за руку.
– Пока, Харрисон. Я ненавижу тебя за то, что ты позвонил Оуэну.
Харрисон улыбается и посылает мне тревожный взгляд, будто молча говоря «Удачи».
Я пожимаю плечами и позволяю ей тянуть меня за собой, направляясь к выходу.
– Я получила подарки из Портленда сегодня, - бросает она, приближаясь к выходу.
– Меня любят в Портленде. Мои мама и папа. Мои брат и сестры.
Я толкаю дверь и пропускаю ее вперед.
Сегодня - первый день сентября, С Днем Рождения, и в Техасе, как назло, холодно этой ночью.
– А как много людей из Техаса, утверждающих, что любят меня подарили мне подарок? Угадай.
Я действительно не хочу гадать. Ответ очевиден, и я хочу исправить тот факт, что никто в Техасе не поздравил ее. Я бы сказал, что мы должны пойти и приобрести его прямо сейчас, но не когда она пьяна и сердита.
Вижу, как она простирает руки вверх, обнажая кожу, и смотрит в небо.
– Я ненавижу погоду твоего Техаса, Оуэн. Она идиотская. Днем жарко, ночью холодно, а в остальное время она просто непредсказуема.
Я хочу отметить, что день и ночь вместе практически не оставляют места для «остального времени». Но не думаю, что сейчас хорошее время, чтобы вдаваться в подробности.
Она продолжает тянуть меня в другом от моей студии направлении, что значит не в мою квартиру.
– Куда мы идем?