Признаю себя виновным...

Икрами Джалол

Ойшу оклеветали. Все наиболее влиятельные и близкие люди уверили отца и мать, якобы, их дочь, Ойша сошлась в школе с одним из старшеклассников. И сам этот старшеклассник — развращенный, испорченный мальчишка — согласился за деньги подтвердить, что он соблазнил девушку.

Родители Ойши были темными людьми: они поверили клевете и отказались даже слушать свою дочь. И вот, чтобы избавиться от семейного позора, они решили отправить Ойшу в отдаленный кишлак и там выдать замуж хоть за последнего нищего.

Да, Очил-Батрак был очень удивлен, когда после свадьбы увидел, какая прелестная жена досталась ему. И Ойша вскоре убедилась, что не только в

городе, и не только среди ученых есть умные и деятельные люди. Ее муж, Очил, стал с ее помощью постигать грамоту. Позднее, когда начали организовываться колхозы, Очил одним из первых выдвинулся в ряды самородков-организаторов.

С того самого дня, как общее собрание крестьян постановило выгнать из кишлака баев и объединиться в одну дружную артель хлопкоробов, — с того самого дня Очил-Батрак шел и шел в гору. Сперва член правления колхоза, через год он уже стал его председателем. Немало трудностей пришлось ему преодолеть. Но он был человеком с железным характером и с цепкой памятью. Нельзя сказать, чтобы он получил сколько нибудь полное образование. Все же грамоту он постиг хорошо, а в том, что касалось выращивания хлопка, мог бы научить кое-чему и профессоров.

Долго не было у них с Ойшой ребенка. Но вот в 1934 году, когда Очилу уже стукнуло сорок лет, родилась у них девочка, — слабенькая и хрупкая Зайнаб.

Очил все эти годы считал, что счастье к нему пришло вместе с появлением Ойши. Все эти годы он, как мог, баловал молодую жену: наряжал, старался избавить от тяжелой работы, делал подарки и дом обставил по ее вкусу — на городской лад. У них всегда было много медной и стеклянной посуды. Ойша любила сюзане и паласы — Очил, как только начал получать обильные трудодни, накупил ковров и паласов, обвесил все стены сюзане. Одеял в доме было так много, что маленькая Зайнаб могла прыгать и кататься на них сколько угодно.

Через четыре года после рождения дочери всеми уважаемый, известный даже за пределами республики, много раз награжденный раис Очил Кабиров был выдвинут на еще более высокую должность: он стал председателем областного совета депутатов трудящихся.

Что же, и здесь Очил-Батрак оказался на месте. Интересы народа всегда были ему близки и дороги. Он завоевал популярность своей заботой о людях города и кишлаков…

Но, как это иногда случается, в семье у Очила, незаметно для него самого, начались какие-то странные, не очень хорошие явления.

Их было только трое — Очил, Ойша и маленькая Зайнаб. Но дом, большой городской дом, с садом, в котором они теперь жили, мог вместить гораздо больше людей. И такие люди появились — тетушки, бабушки, а когда не хватало своих тетушек и бабушек, к ним присоединялись соседки. Кто не знает, сколько труда надо положить, чтобы приготовить хорошее угощение? А кому, кому — председателю Облисполкома, даже в трудное военное время, приходилось часто принимать гостей: то приехавших в областной центр земляков, то командированных из республики…

Все тетушки, бабушки и добровольные помощницы-соседки, да и гости тоже, увидев маленькую Зайнаб, старались ее приласкать, сказать погромче (так чтобы слышали папа и мама!) какое-нибудь приятное слово. Ее, конечно, засыпали подарками. Ее одевали в шелк, ей покупали лучшие игрушки. Зайнаб не было еще и семи лет, когда в доме появилось большое черное пианино, крышку которого она могла открыть, когда угодно, и тыкать пальчиками в клавиши, вызывая смех и радостные восклицания у всех, кто при этом находился в комнате.

Учителя музыки не нашли.

Забыли, а может быть посчитали, что это рано. Пианино стало просто большой дорогой игрушкой. А рядом с ним жила другая игрушка — худенькая девочка с черными косичками — Зайнаб.

Зайнаб не ходила в детский сад. Зачем это ей? У нее есть всё: и своя комната, и своя няня, а сад, вот он, виден из окон, в нем достаточно места, чтобы бегать и резвиться. Нужны подруги — найдутся. Их можно собрать хоть со всей улицы. Кто же из девочек откажется прийти в такой дом? У Зайнаб есть велосипед и несколько дорогих кукол, которые папа привез ей из Москвы. Куклы эти лежат на кроватях, у них даже есть свои столики и стульчики.

Но вот настала иная пора. Зайнаб, которая всегда делала в своем доме всё, что ей придет на ум, которой было позволено ездить верхом не только на могучей шее папы, но и на гостях, — эта самая Зайнаб пошла в обыкновенную школу. И тут вдруг оказалось, что так же как и другие дети, она должна приходить вовремя, готовить уроки, подниматься из-за парты, когда ее имя назовет учитель. Рядом с ней сидел мальчик — семилетний сын сапожника из артели. Зайнаб скоро постигла разницу между своим положением и положением этого малыша. Она еще не умела читать и не торопилась этому научиться, но уже ясно видела, что мальчик приходит в школу пешком, а ее привозят на автомобиле… Разве это не значит, что она не такая, что она особенная?

Ее мама — Ойша, как-то рассказывала, что дедушка, то-есть мамин папа, живший когда-то в Самарканде, тоже был сапожником, только дедушка-сапожник, по рассказам мамы был усто^[7]. Зайнаб не знала, что значит это слово и все же дедушка казался ей не простым сапожником, а могучим, красивым, и всеми уважаемым, как папа.

Когда Зайнаб принесла домой первую двойку, мама, тетушки и бабушки подняли страшный переполох. Зайнаб плакала в три ручья. Тетушки и бабушки тоже вытирали себе глаза, горевали вместе с ней. А вечером, когда пришел папа, ему сказали, что учительница у Зайнаб нехорошая, что она придирается к ребенку.

Папа сам поехал к директору школы. Что уж они там в кабинете говорили — осталось тайной для Зайнаб. Но с того самого дня она стала приносить только пятерки и редко-редко четверки.

Девочки из класса не взлюбили ее. Мальчики — часто дразнили. Зайнаб почувствовала себя отвергнутой. Сперва она страдала от этого. Но дома ее утешили. Одна из тетушек объяснила Зайнаб:

— Они тебе завидуют.

Это могучее слово «завидуют» стало теперь на долгие годы школьной жизни заклинанием, объясняющим всё. Ведь правда, было чему завидовать. Зайнаб живет в большом доме, а многие другие ученики и ученицы — с большой семьей в тесных комнатах. Зайнаб, вернувшись домой и сбросив ненавистную коричневую форму, наряжалась то в одно, то в другое шелковое, сшитое в ателье платьице. А ведь были у них в школе девочки, у которых самым красивым платьем была как раз темная и строгая форма. Зайнаб в выходные дни ездила с папой и его сослуживцами на большом открытом автомобиле в горы. А многие мальчики и девочки мечтали хотя бы по городу прокатиться в легковой машине, хотя бы просто посидеть на ее пружинистом мягком сиденье. Зайнаб, как только появлялось у нее желание, могла пойти в кино, в театр, ее брали даже на вечерние представления, ведь мама ходила в директорскую ложу. А для большого количества ребят посещение кино, особенно театра, было редким и радостным праздником! Как же здесь не завидовать?! — разъясняла тетушка…