Призовая охота
Шрифт:
– Сюда. Быстро...
Я сделал шаг в сторону, и сразу последовал толчок в спину. Дверь за спиной закрылась, в замке с железным скрипом повернулся ключ.
И я понял, что влип в нехорошую историю...
Я не мог ошибиться – полковник Воронец громко сказал, что меня поместят в одиночную камеру. И переглядывание конвоиров стало понятным. Это была камера на четверых, и три места уже были заняты. На нижней «шконке» рядом друг с другом сидели два кавказца; третий, весь из себя «расписной», килограммов на сто пятьдесят весом, причем шестьдесят процентов этого веса принадлежало животу, сидел напротив один, с удобством развалив свое расплывшееся тело. Обсуждая ситуацию, мы с генералом Лукьяновым, к сожалению, не предусмотрели такого варианта, что убрать меня постараются прямо здесь,
Значит, работа в «автономке» уже началась.
– Где мое место? – спросил я скромно, заранее предвидя ответ.
«Катить» на меня, как я догадался, будут сразу, чтобы проверить готовность к сопротивлению. Хотя что ее проверять? Они и так должны понимать, что я не буду агнцем для заклания.
– В «параше»... – категорично сказал «расписной» именно то, что я ожидал услышать.
Началось. «Наезжают»...
– Спасибо, но я там не помещусь.
Я оглянулся на стоящую в углу парашу, поморщился, посмотрел на необжитую пока верхнюю «шконку», и не наклоняясь, чтобы не подставить себя под неожиданный удар, снял сапоги и легко запрыгнул на свободное место, используя сами шконки как гимнастические параллельные брусья. При этом старался не буравить взглядом своих сокамерников. Нежелание смотреть в глаза уже, как правило, показывает, что человек стушевался. Пусть думают так. Пусть будут в себе уверены.
Я поправил под головой подушку и закрыл глаза, лежа на спине. Я хорошо знал, что в этом положении я никогда не смогу уснуть. Для меня это поза бодрствования, а сплю я обычно или на боку, или лицом вниз, положив руки под голову. В камере я их даже не поднял. Вообще-то поднятые руки – это готовность нанести удар. Но если они не подняты, то легче провести защиту. Мне не хотелось начинать первым, чтобы избежать новых обвинений, и поэтому я предпочел держать руки в защитном положении.
Кавказцы тем временем разговаривали между собой, словно меня здесь и не было. К сожалению, я так и не удосужился выучить хоть какой-то из языков народов Кавказа, да и смысла в этом не было, потому что народов там много, и языков тоже много. Выучишь один, а он может и не пригодиться. Все же выучить невозможно, для этого пришлось бы службу бросать. И потому я не мог разобрать ни слова из их гортанной речи и предположить не мог, что они обсуждают. Но слово «валар» прозвучало несколько раз, и потому я имел полное право предположить, что обсуждается вопрос о том, как меня будут убивать. Чтобы не затягивать ожидание и самому от него не «перегореть», не устать, я решил сделать маленькую провокацию и стал потихоньку посапывать. Не храпеть, потому что бандиты могут знать, что в спецназе не держат храпящих, – но тихо, едва слышно сопеть, как сопит сладко спящий человек.
Разговор внизу прекратился на какой-то фразе, оставшейся для меня непонятной. Некоторое время длилось молчание, словно меня боялись разбудить. Потом едва слышно прозвучала команда. Отдал ее «расписной» толстяк, который был, видимо, здесь авторитетом. Заскрипела нижняя «шконка». Кто-то встал, а может быть, и двое поднялись сразу. Я мысленно приготовился, прогнал все их движения перед своим внутренним взором, подготовил тело к действию и резко открыл глаза.
Против меня стоял, глядя с решительной и радостной злобой, один из более молодых заключенных, обладатель носа, который выглядывает из-за угла на три метра раньше хозяина. В поднятой и слегка дрожащей от нетерпения руке была зажата опасная бритва. Страшное оружие, но с существенным недостатком – этой бритвой можно наносить только режущие удары. Впрочем, и эти удары могут быть смертельными. Носатый собирался, видимо, перерезать мне глотку. Однако мой готовый к схватке организм среагировал сразу – и сразу правильно, не тратя драгоценные секунды на оценку положения и выбор средств самозащиты. Резким напряжением мышц я совершил толчок лопатками и пятками. Кто ни разу не видел, как это делается, тот может не поверить, что от такого толчка человек в состоянии взлететь сантиметров на тридцать над поверхностью. Хорошо, что «шконка» была не пружинная. Вместо пружин, из которых легко сделать оружие, здесь использовались простые доски, на которые и укладывали жесткий матрац. От такой поверхности отталкиваться было несложно. Я подлетел и развернулся
В такой ситуации ни в коем случае нельзя было терять инициативу. Два других противника еще только соображали, что им предпринять, и неловко поднимались, подставляясь под удар. Их план нарушился, а запасного они не имели, и потому слегка растерялись. Воспользоваться этим было просто необходимо. Затылок «расписного» неуклюже подставлялся под мой локоть. Сделать круговое движение для набора скорости и мощи удара недолго. И локоть опустился точно на темечко, возвращая толстяка в полулежачее положение, в котором он меня здесь, в камере, и принял. Разница была только в том, что раньше он полулежал на «шконке», а теперь – на полу.
После удара локтем тело мое осталось в развернутом состоянии. Я только слегка повернул голову, чтобы видеть третьего, и бил, по сути дела, возвращая тело в нормальное положение из разворота, то есть добавляя к удару дополнительно массу тела. Противник упал, споткнувшись о «расписного». Но последний уже оправился от полученного удовольствия, умудрился ухватить оброненную подельником бритву и встал с ней на четвереньки, намереваясь выпрямиться. Моя задача была ясной – не позволить ему это сделать.
Хорошо, что камера такая высокая. Я смог не только встать на верхней «шконке» в полный рост, но и достаточно высоко подпрыгнуть, добавляя к наносимому удару ускорение свободного падения. А оно, как известно, усиливается с величиной расстояния. Я подпрыгнул, опускаясь ногами вниз между двумя рядами «шконок» на спину «расписному», подогнул при подпрыгивании ноги и «выстрелил» только одной ногой, нанеся удар пяткой точно в позвоночник между лопатками. В этом случае удар принимает не только позвоночник, но и сердце, и солнечное сплетение, и легкие. Все удары в верхнюю часть позвоночника распределяются по многим органам.
– Здравствуйте, я ваша Смерть! – все же сказал я, хотя и без того было ясно, что шансов уцелеть у кавказцев мало.
«Расписной» удара не выдержал. Я понял это по хрусту, вылетевшему из-под моей пятки. Ожиревший организм постоянно перегружал кости и суставы, и они уже основательно износились. Даже при поверхностном взгляде, когда я встал на обе ноги рядом с «расписным», было заметно, что, по крайней мере, два позвонка провалились слишком глубоко, чтобы с такой травмой можно было жить... Я не обманул их, когда представлялся. А хруст означал, что произошел не только перелом позвоночника, но и, скорее всего, разрыв тела спинного мозга. Можно было только выразить соболезнование тем, кто будет нести в гробу его нелегкое тело.
Все эти мысли пронеслись в голове за долю секунды. Именно пронеслись, не задерживаясь ни на секунду, потому что за спиной у меня находился тот, кто получил удар перед «расписным» и не «отключился», как я видел. Следовало ожидать атаки со спины, а это всегда бывает неприятно, если противник хоть что-то смыслит в самообороне. И я для страховки и осмысления ситуации не глядя нанес прямой удар ногой за спину, с отклонением корпуса вперед. Каратисты зовут этот удар обратным мае-гери, но я вообще сам каратистской терминологией никогда не интересовался, и солдатам не рекомендовал изучать отдельные удары, потому что все они, на мой взгляд, должны наноситься только исходя из ситуации. В данном случае я ситуацию не видел, и попытался компенсировать временную потерю контроля. Оказалось, что это было излишне. Последний противник не собирался драться один на один – это было для него слишком опасно – и начал обеими руками колотить в дверь:
– Спасите! Убивают!
Поскольку он попал сюда, то наверняка сам кого-то или убивал, или грабил. Теперь ситуация повернулась для него в обратную сторону. Но я жалеть его не собирался. До парня было три с половиной шага. Мне хватило разбега для высокого прыжка, чтобы опять же ударить коленом в позвоночник. В этом прыжке я мог бы достать и до затылка, но необходимости не видел. Да и удар в позвоночник часто имеет более серьезные последствия, чем обычное сотрясение мозга. Что и произошло. Парень согнулся пополам, но в обратную сторону. Здесь тоже можно было смело гарантировать перелом позвоночника. Если и останется каким-то чудом в живых, то свои недолгие оставшиеся дни проведет в лежачем положении. Но думать ему следовало раньше.