Призрачное счастье
Шрифт:
— Боюсь я, Ритка, этих бесплатных удовольствий. Поставят тебя на счетчик, мол, жила-поживала да гостей принимала, выкладывай-ка мильен денег.
— Не, она не поставит, — покачала головой Рита, вспомнив грустные глаза Доминики.
— Кто?
— Доминика. Доминика Никитина. Правда, имя красивое?
— Ты ее совсем не знаешь. Один раз видела, — напомнила Анжела.
— А у нее глаза добрые. И несчастные. Я ей поверила.
— И напрасно, — настаивала Анжела. — Добрые да несчастные фирмами не ворочают, олигархами не становятся. Там нужны зубастые да злые. Вот ты знаешь, откуда у твоей благодетельницы
А к доброй и несчастной Доминике пришел муж.
Сергей начал с извинений:
— Прости, Никуша. Мне Юрий Владимирович уже давно сообщил, что ты хочешь меня видеть. Я просто задержался. Заезжал в наш дом в Озёрку.
— Я знаю, мне уже позвонила оттуда Танюша.
— Я просто хотел, чтобы к твоему возвращению там все блестело, — объяснил Сергей.
— Зря старался. Я туда больше не вернусь.
— Вот это новость. И можно узнать почему? Что наговорила тебе эта курица безмозглая? Ты распустила прислугу. Эта невменяемая психопатка с завышенными претензиями к жизни решила, что может руководить мной, тобой, нашей жизнью. Она мне выдвигает какие-то нелепые обвинения, несет какую-то чушь собачью, играет в самодеятельного детектива. Я давно замечал за ней странности, но не придавал им значения, а теперь это стало у нее настоящей манией — всех выслеживать, везде подслушивать, подглядывать и даже фотографировать. Надо было давно гнать их взашей.
— А мне помнится, недавно ты был ими очень доволен. Особенно Танюшей, — напомнила Доминика. — Еще недавно ты пытался ухлестывать за ней.
— Я?! За горничной?! Ха-ха! Много чести, много чести.
— А мне казалось, что ее занятие не имеет для тебя никакого значения. Горничные, секретарши, продавщицы, менеджеры, парикмахеры… Какая разница? Главное то, что они в юбках.
— Кто в юбках, Ника, ты о чем?
— Ты так разнервничался из-за звонка Танюши, что мне тебя даже жалко стало. Заговорил о каком-то расследовании. Какое тут может быть расследование, если все и так ясно. Банальная супружеская измена, отягченная, правда, достаточно тяжкими обстоятельствами. Один участник драмы попал в больницу, второй — чуть не стал убийцей.
— О чем ты, я не понимаю?
Доминика достала диктофон. Все тот же мерзкий текст: «Если вы хотите знать, где сейчас ваш муж, то поезжайте на вашу городскую квартиру. Он там не один…»
Сергей выслушал и спросил:
— И это все? Это же банальный аудиомонтаж? Хочешь, вместо моего голоса запишем твой? Легко! Твоя Танюша — мелкая интриганка и шантажистка. Я-то думал, чего она от меня хочет? На что это она намекает, обвиняет в чем-то. Я даже начал беспокоиться о ее психическом здоровье. А она пользуется тем, что ты из-за травмы ничего не помнишь, и впаривает тебе всякую туфту.
— А с чего ты взял, что я ничего не помню? Так кто тебе сказал, что я ничего не помню?
Сергей растерялся:
— Ты сама говорила… Идиот, я должен был догадаться, что ты меня разводишь. Значит, ты мне врала? А как же искренность отношений, доверие?… Я здесь зайчиком прыгаю, под больницей: как там Никуша? Как себя чувствует? А ты из меня клоуна делаешь?
— К сожалению, зайчиком прыгаешь ты в другом месте.
И Доминика протянула ему фотографии.
Сергей долго смотрел
— Значит, тебе прислали эти фотки. Я недавно их тоже получил. И что здесь крамольного? Юлька просто привозила мне книгу, надеюсь, это не криминал?
— А почему ты так долго думал, прежде чем ответить? — спросила Доминика.
— Меня посетила одна простая до банальности мысль. Меня кто-то капитально подставляет. И не просто меня, а нас — тебя, меня, нашу фирму. За мной организована настоящая слежка, прям сафари какое-то. Это надо же додуматься — следить за передвижениями наших сотрудников с фотоаппаратом в руках!
Честно скажу, меня это сначала забавляло, а теперь тревожит. Они подкрались к самому святому — нашим с тобой отношениям. И пытаются их разрушить — это же очевидно.
— Разрушить можно то, что уже построено, а наш брак… — грустно заметила Доминика. — Юлька вышла от тебя утром. Вы в моей квартире до утра читали книгу?
Сергей отчаянно защищался:
— Знаешь, что в этой ситуации самое страшное? Не то, что какие-то подонки лезут в нашу жизнь, не то, что каждый суслик считает себя агрономом и может вершить над нами моральный суд, и не то, что он при этом не гнушается самыми подлыми методами, не жалея ни тебя, больную, ни меня, невиновного ни в чем. Самое страшное, что ты, ты, Доминика, этому веришь. Я же вижу — веришь. Разве дело в этом клочке бумаги? Конечно, не в нем. А в том, что, поверив клеветнику, ты невольно встала на его сторону.
Доминика ему давно не верила.
— А если без театральности, как ты объяснишь присутствие Юльки в нашей квартире в семь часов утра?
— Это и объяснять не надо: сейчас такие умельцы, чего угодно на чем угодно нарисуют без проблем, не то, что время на фотографии.
— Я тебя очень сильно любила, — призналась Доминика. — Я давно знаю о твоих залетах, обо всех твоих романах. Я видела, как ты пытался скрыть это от меня. И позволяла себе обманываться. Я сейчас кляну себя за то, что закрывала на это глаза. Фотографии и пленки — это очередное доказательство того, что твои романы стали достоянием общественности. Ты помнишь наш последний вечер перед аварией?
— Да.
— И ты помнишь, что я тебе сказала?
Сергей вдруг изменился в лице:
— Да.
— Я сказала тебе, что жду ребенка. За все это время ты ни разу меня не спросил, что с нашим ребенком. Вот тебе и ответ на все вопросы.
— Что с ним, с нашим ребенком? — побелевшими губами прошептал Сергей.
— Его уже нет. А вместе с ним из моей жизни ушел и ты.
Сергей обхватил голову руками и застонал. Доминика подошла к окну, стояла и смотрела на улицу безучастными глазами.
Татьяна объявила Сергею настоящую войну.
— Ну что, позвонила Доминике? — поинтересовался Михаил.
— Да.
— И что ты ей сказала?
— Что Сергей Анатольевич очень интересовался тайнами этого дома, а когда понял, что я в первую очередь служу хозяйке, попытался меня убить.
Михаил расстроился:
— Это конец. Нас уволят.
— Это — начало. Начало нашей новой жизни. Никто нас не уволит, а наоборот, — успокоила его жена. — Ты же сам меня учил, что ставку нужно делать на Доминику Юрьевну, она, как хлеб, всему голова.