Призрачное счастье

Веснина Елена

Они долго чаевничали. Ритка рассказывала о себе.

— Есть у меня один недостаток, теть Люб. Вот кто-кто, но я — за справедливость. Не могу пройти мимо, когда кого-то надувают или обижают. И хамства терпеть не буду.

— Какой же это недостаток, это — достоинство.

— Поживите с этим достоинством и поймете, каково оно! Очень уж таких достойных не любят! Вот, помню, работала я оператором выгула собак, — ударилась в воспоминания Ритка.

— Оператором чего? — переспросила консьержка.

— Выгула собак. Это когда у состоятельных

людей нет времени выгуливать своих питомцев, а собачкам гулять надо. Я ходила, собирала нескольких — когда двоих, когда троих, и гуляла их трижды в день.

— Чего только не придумают. И что, собаки не ссорятся, когда гуляют такой сворой?

— А чего им ссориться, они ж не люди. Просто по-умному нужно компанию подбирать. Если двое: лучше мальчик-девочка. Собачий мальчик никогда собачью девочку не укусит. А если больше, тут уже другой принцип. И был со мной такой случай. Работала я у одного богатого дяди. Сначала у него собачек выгуливала. А потом он решил меня… выгулять.

Любовь Дмитриевна пришла в ужас.

— Но я ему и объяснила, по-свойски. Хорошо, без «скорой» обошлось. Вот, теть Люба, после этого я зареклась с животными работать. Ладно, поболтали, и хорошо, пойду-ка я дальше обживаться.

Крокодил сидел в подвале. Там было темно и неуютно, подвал не в первый раз использовался в качестве тюремной камеры. Самвел включил свет, и Крокодил заканючил:

— Выпусти меня, Самвел. За что я здесь парюсь? Ну на кой я тебе нужен?

— Сиди, сиди… — оборвал Самвел. — Ты сам мне не нужен. Мне бабки нужны. Твоя Надька меня круто наколола.

— Надька не моя, — ныл Крокодил. — Ну, женихались когда-то, так это давно было. Я тебя не подставлял, ментам не сдавал.

— Если б ты меня ментам сдал, ты бы не тут сидел, а где-нибудь уже лежал. Глубоко-глубоко… Вы с Надькой товар упустили — я бабки потерял. Большие бабки! — Самвел сжал кулаки. — И ты мне их вернешь!

— Ты что? У меня больших денег сроду не водилось! Я так, сшибаю с нищих, но помаленьку, не шикую, главное — с голоду не подыхаю, — забеспокоился Крокодил.

— Я с тебя этих денег и не требую. Их Надька отдаст, а ты мне поможешь ее прищучить.

— Ха, держи карман шире! Отдаст! Цыгане до сих пор карманы держат, всем табором, — напомнил Крокодил.

— Это их проблемы. Ты знаешь, где она деньги держит? Не на валютном же счету в банке? — Самвел внимательно глядел на притихшего Крокодила. — Что ты замолчал? Я спрашиваю, не в банке же хранит свои деньги Надька?

— Я не знаю ничего, — заскулил Крокодил. — Так она мне и сказала, где деньги прячет!

— Не ври. Вы давно вместе, жениться хотели, жиля вместе, общее хозяйство вели. Не можешь не знать, где у нее заныкано бабло.

— Я еще жить хочу, — взмолился Крокодил, но Самвел был непреклонен:

— У тебя выбора нет.

«Проклятая Надька, всю жизнь мне испоганила», — думал Крокодил.

А проклятая Надька выглянула в коридор, увидела охранника, поинтересовалась:

— Где Самвел?

— В

подвал пошел, но туда нельзя. Самвел не разрешает.

— Мне Самвел все разрешает, я дорогу знаю. — Надежда неслышно подкралась к двери подвала, прислушалась.

— Зажали мы тебя со всех сторон, — слышался из-за двери голос Самвела. — Узнает Косарева — от тебя мокрое место останется, не поможешь мне — сгною тут, без воды и хлеба долго не протянешь. Но со мной у тебя есть будущее: сдашь Надькины бабки и гуляй, Крокодилыч, плыви себе хоть в Нил, хоть за Нил. А с Надькой — никакого. Она тебя за разменную монету держит. Мелкую монету и потерять не жалко. А хочешь, я ее позову и скажу, что ты мне предлагал ее деньги за свою свободу?

Самвел сделал шаг в сторону двери, которая скрывалась в потемках, и снова направил свет на Крокодила. Крокодил в ужасе смотрел на Самвела:

— Не говори ей. Я знаю, где у нее тайник. Сам его делал когда-то.

Надежда услышала все, что ей было нужно. Осторожно выбралась из особняка Самвела, поймала такси и поспешила в свою квартиру, таксисту приказала ждать.

Через десять минут она вышла из дома. Но это была совсем другая женщина. Она надела парик, темные очки, переоделась.

— Занято. Мадам, я кому сказал — занято, — рассердился таксист, когда Надежда, не слушая его, садилась в машину.

— Это я, шеф, поехали.

Таксист только головой покрутил:

— Ну и ну.

Косарева ворвалась к Самвелу, тот поднял на нее недоуменные глаза. Она сняла парик и очки:

— Это я, прекрасная незнакомка. Хороша Маша? Твоя охрана тоже пускать не хотела. Значит, можно ехать на родину.

— Надька? — оторопело захлопал глазами Самвел. — А ты куда собралась?

— Я тут подумала… Я хочу войти в долю. Чтобы ехать в детдом с подарками, бабки нужны немалые. Я могу дать половину, — заявила Надежда.

— Ай-я-яй, какой приятный разговор ты начала, Надюша, — покачал головой Самвел. — А говорила, денег нет.

— Не думай, что их у меня много. Это самое последнее — пенсионный фонд, — отрезала Косарева.

— Я вижу, тебе для дела ничего не жалко.

— Короче, выдай мне Крокодила на денек, мы съездим в Радужный. Там мой тайник.

— А если вас заметут? — поинтересовался Самвел. — За избушкой твоей, наверное, приглядывают. Не менты, так соседи.

— Меня в этом прикиде никто не узнает, сам убедился. А Крокодил огородами пролезет, — возразила Надежда. — Любопытным скажу, что продает, мол, хозяйка домик. А я приехала смотреть.

Косарева, неузнаваемая в новом обличье, подошла к своему дому. На улице было пусто. Она еще раз оглянулась и вошла во двор. Из зарослей выскользнул Крокодил. Они быстро прошли в глубь двора к погребу.

— Как хорошо, Надя, что ты меня вытащила из подвала. Самвел обещал меня сгноить там, — поежился Крокодил. — А давай к нему больше не возвращаться? Заберем деньги и рванем куда подальше от ментов, от Самвела, сами себе хозяева будем.