Призрачные дороги
Шрифт:
Подняв глаза, он увидел затравленный взгляд, по-ребячьи трясущиеся губы и неожиданно для себя приказал:
– Пошли!
Эли отвел боулу к Яиру, чтобы тот залечил ссадины. Маг не отказался помочь: осторожно обмазав руки девушки какой-то мазью, отправил спать. Утром Грэзу рассказал сотнику о проблемах со здоровьем боулу. Тот в ответ хмыкнул, позвал старшую из женщин и разрешил ей найти еще пару помощниц, готовых работать за еду. Это оказалось легко: привычная жизнь города была нарушена, и в нем поселился один из неизменных спутников войны – демон голода. Все запасы продовольствия оказались в руках победителей, и люди были вынуждены обходиться попрошайничеством, мародерством да
И все-таки люди оставались людьми, готовыми ходить по трупам своих же соплеменников, лишь бы выжить: в Сырте участились грабежи, и его буквально наводнили продавцы любовных утех с женщинами боулу. В завоеванном городе это оказалось одним из самых востребованных товаров.
Эли тоже тосковал без женской ласки, но не хотел марать себя связью с боулу. И в то же время – хотел! Чтобы Иска увидела, поняла, каким он стал, и выкинула из своей жизни. Теперь, на расстоянии, связь с великой Айелет казалась Грэзу тяжелыми кандалами. Что-то в ней было не так. Что-то неправильное. И это «что-то» корежило душу Эли, заставляло каждую ночь падать в черную дыру, до верха заполненную липким холодом.
А в один из вечеров случилось странное… Старшая женщина решила, что командир пятого стило, которого уважают и побаиваются его же товарищи, вполне годится на роль покровителя для бывшей госпожи (молоденькая боулу оказалась хозяйкой дома). Сама служанка уже давно и по собственной воле согревала постель сотнику Рои. Видно, женщина, поразмыслив, решила, что лучше один любовник, чем проблемы с сотней охочих до женского тела мужчин.
Подгадав, когда Эли окажется в комнате один, женщина втолкнула к нему свою госпожу. Та сначала, съежившись, застыла на месте, а потом глубоко вздохнула, сделала несколько шагов и принялась расстегивать пуговицы рубашки. Некоторое время Эли оторопело разглядывал, как оголяется боулу, когда же снимать стало нечего, опомнился: вскочил, хотел вытолкнуть девушку прочь, но коснувшись горячего, нежного тела, не удержался, привлек боулу к себе, нашел мягкий, послушный рот. И снова, как тогда в коридоре, она напомнила прежнюю Иску. Своей нерешительностью, покорностью, неумелостью и шелковой гладкостью кожи. И так же как Иска, девушка оказалась невинна. Только Иска, в отличие от боулу, Эли не боялась. У этой же девчонки страх из глаз так и не исчез. Ни в первую ночь, ни в последующие. Боулу боялась своего диковатого, молчаливого любовника, хотя исправно приходила каждый вечер к нему в кровать, краснея и смущаясь – Грэзу делил комнату с Яиром и Вэлвилем. И если Вэлвиль только насмешничал и зубоскалил по этому поводу, то маг сразу уходил, возвращаясь лишь, когда уже все спали. В один прекрасный день Эли застал его мастерящим из бусин зеленоватого сердолика женскую сережку.
Грэзу сразу понял, кому предназначалось украшение – он часто видел Яира в обществе боулу, – но предпочел не задумываться на этот счет.
Ночами Сырт оставался таким же опасным, как и прежде: нежить выбиралась из подземелий тайными тропами, которые отследить пока не получалось. Патрули прочесывали город днем в поиске убежищ, и когда находили – сжигали дотла и оплетали заклятиями. В один из таких рейдов Эли наткнулся на развороченный особняк, который привлек его внимание.
Пустой дом хранил следы борьбы и колдовства. Давние. Полторы луны, а то и больше. Но в одной из комнат этого дома Эли нашел страшненькую, корявую игрушку, выточенную из узловатого корня. Она валялась у самой стены конюшни и несла на себе следы рук нескольких существ. Грэзу мог бы поклясться, что хозяином этой неказистой игрушки был птенец сирин, а вот тот, кто ее сделал…
Еще до конца не осознав, зачем он это делает, Эли подобрал коряжку и сунул ее в карман. Ему показалось очень важным выяснить, кто ее вырезал.
Глава 3
Кобыла уверенно ступала след в след за впереди идущей лошадью, позволяя седоку сосредоточиться на думах. А думы были определенно невеселые. Очень меня беспокоил девиз сирин.
«Время не имеет значения, важен лишь результат, важна лишь судьба сирин…» – эта фраза стала ключом ко всем последним событиям. Она билась в голове беспокойной птицей, отвлекая и не давая сосредоточиться на происходящем вокруг.
Если целый народ в состоянии поставить общий интерес выше личного… такого можно наворотить! Век не расхлебаешь. А сирин, похоже, уже наворотили. Возня с кочевниками хорошо укладывалась в объявленную стратегию. Обхаживать и пестовать чужое племя на протяжении нескольких веков, исподволь готовя сделать их своим оружием в борьбе за империю – это… попахивало массовым сумасшествием среди пернатых.
Я сплюнул – ну и мерзавцы… Ладно сами помешались, так еще умудрились заразить безумством другой народ!
Кобыла нервно всхрапнула и мотнула головой, заставив пристально вглядеться в ночь. Степь только с первого взгляда казалась ровной, как стол. На самом деле ее то тут, то там разрезали глубокие трещины, из которых тянуло сырой прохладой, а то и вовсе попадались круглые ямы, глубиной не меньше чем в человеческий рост, или черные провалы, дна которых в темноте было не разглядеть. Приходилось следить за дорогой, чтобы не налететь на неприятный сюрприз.
На этот раз причиной беспокойства кобылы стала обычная летучая мышь, мелькнувшая прямо у морды животного. Погода по-прежнему баловала почти летним теплом, и ночные охотницы еще не ушли в спячку. Я погладил лошадь по шелковистой шее, успокаивая, и снова погрузился в раздумья.
Как ни выкручивайся и ни обманывай себя, а вывод напрашивался на удивление печальный – мы и впрямь были накануне большой войны. Если завоевание княжества еще давало надежду, что сирин удовлетворятся этой победой, то девиз и появление у кочевников «великого» вождя Афиза не оставляли от нее даже маленького камешка.
Интересно… сколько лет воинственному царьку? Хотя возраст для успешных побед неважен: легендарному завоевателю Соткану было всего восемнадцать, когда он выиграл первую битву, а царю Хашу Великому – все пятьдесят, когда он только унаследовал трон, однако ничего… успел создать грозное Соткарское царство, прежде чем недруги загнали старика в могилу.
И все-таки…
Я направил свою кобылу к правителю нежити:
– Андру, скажите, вы случайно не знаете, сколько лет этому сыну неба?
Князь ответил, не повернув головы:
– Он заслужил свой умлаку двадцать семь лет тому назад. Добавьте к этому еще годков пять-шесть – курута проводят обряд инициации довольно рано.
– Умлаку – это что? Ритуальный клинок?
Вампир кивнул:
– Он самый. Курута считают, что пока ребенок не докажет право на священный нож, у него нет ни души, ни настоящего имени.
– Ну а за кого дикарь принял меня? – вспомнил я о взгляде пленника.
Упырь скривил губы в едва заметной улыбке: