Призрачный отель
Шрифт:
Девушка, идущая сквозь толпу, раствориться не могла ни при каких условиях. Она была живой — в отличие от тех, кто собрался перед моим подъездом. Толпу составляли призраки. Девушка их не видела и шла напролом. В моменты, когда соприкасалась с ними, я видел мерцание. А она, должно быть, чувствовала холод.
Девушка скрылась в подъезде. Внизу хлопнула дверь. У меня за спиной двинулся в шахте лифт.
— Всё верно понял, — кивнула наблюдающая за мной Мстислава. — Девчонка их не замечает. Их никто из обычных людей не замечает. А ты — не обычный.
— Угу. То есть, до сегодняшнего дня я видящим не был. А сегодня вдруг стал? — Сдаваться я совсем не спешил, полагал, что рехнуться успею всегда.
Мстислава покивала:
— Верно, касатик. Так и есть. Видящие просыпаются внезапно, до того знать не знают о том, кто они такие. Когда это произойдёт, с кем — предсказать невозможно. Появление видящего — большая редкость. Ты проснулся сегодня.
Я опустился на табурет.
— Ладно. Допустим, верю. И что?
— Толпу видал? — Мстислава мотнула головой в сторону окна. — Они тут, по-твоему, почему собрались?
— Понятия не имею. Почему?
— Потому что тоже почуяли, что ты проснулся.
Все, блин, почуяли, что я проснулся, кроме меня.
— Это — Umbrae Oblivionis, — выдала старушка что-то на латыни. — Но можешь голову не забивать, их все называют пустышками.
— Все — в Ленинском районе, — вставил полковой лекарь. И тон его сочился таким ядом, что мне захотелось закинуться активированным углём.
— Ну, а у вас как? — посмотрела на него Мстислава.
— Окурками зовём.
— Молодцы, заднепровские, — фыркнула Изольда. — Столько человеколюбия…
Лекарь начал было что-то горячо возражать, но Мстислава, внезапно сделавшаяся очень властной, махнула рукой, и тот заткнулся.
— Пустышки, — продолжила бабка, — это души людей, которые всю свою жизнь о душе не помышляли. Жили как звери, которых научили ходить на двух ногах и разговаривать. Поел, попил, поспал — хорошо. Ни любви настоящей, ни дружбы, ни желания делать что-то. Будто не жизнь живут, а на каторге срок отбывают. Сам, небось, знаешь таких.
Я почему-то сразу подумал об Олеге. Неплохой мужик, в общем-то, и по работе сколько раз прикрывал, и до дома подвозил, хотя вообще не по пути. Но реально — никаких интересов в жизни. Сидит и мечтает купить новую тачку. Если комп свободен — открывает автосайты и смотрит, смотрит. Вздохнёт — пойдёт покурит. Хоть бы раз книжку почитал, или ещё чего. И взгляд постоянно такой пустой…
— Множество их, — вклинился в невесёлые мои мысли голос Мстиславы. — Шатаются по улицам без дела, ездят куда-то. С ними ничего уж не поделаешь. Месяц-другой, иногда больше — и исчезают бесследно. Если человек всю жизнь ничего, окромя своей тушки, не видел — у него окромя этой тушки ничего и нет.
— А я им на кой?
— А в тебе сила проснулась. Энергия. Которой им не хватает. Вот и тянутся — насосаться, чтобы существование себе продлить. Зачем — не соображают, но летят, как мотыльки на свет. И чем дольше рядом с тобой ошиваются — тем как будто живее
Я вспомнил бабку, которую провожал домой. Она поначалу еле языком ворочала, а потом начала болтать без умолку. Правда, повторяла одно и то же, как попугай…
— А вас эти пустышки, значит, не трогают?
— Мы умеем делать так, чтобы не трогали. Мы многое умеем и тебя можем научить. Но это небыстро. Потому Изольда тебя и звала приехать. Пожил бы у нас в отеле недельку, освоился. А там уж сам бы сообразил, как дальше быть.
— В отеле! — Я хохотнул. — Да там эта неделька, поди, в мою месячную зарплату вылезет.
— У нас, в Заднепровском районе, бесплатно, — немедленно влез полковой лекарь, — добро пожаловать! Отдельную палату выделим. Ты всё-таки в нашем районе живёшь, парень. Зачем тебе эти снобы?
— Не нужно, пожалуйста, передёргивать, Вадим Игоревич, — нахмурилась Изольда. — У нас в отеле тоже бесплатно! Тимур, в призрачном мире деньги вообще не в ходу.
— «В отеле», — фыркнул лекарь. — Претенциозная башня для богатеев, торчит посреди старинного города, как… даже слова приличного не подберу, как что. Поймите же наконец: то, чем мы все занимаемся, это — це-ли-тель-ство! Мы исцеляем души. И я не вижу смысла приукрашивать печальную действительность: души, попадающие к нам, больны изначально! Они не могут вознестись, их нужно ис-це-лять!
— А я считаю, что это — кощунственная точка зрения! — Изольда аж ногой притопнула. — Быть человеком — не болезнь, а нормальное состояние. И всё, что требуется от нас, видящих проводников — это помочь душе перейти на следующий этап…
— Так, ну хватит! — оборвала спор Мстислава. — Сейчас полиция нагрянет, пока вы языки чешете. Этому — ладно, только того и надо. — Она бросила убийственный взгляд в сторону лекаря. — Время тянет, вот и развёл философию. А ты-то, Изольда!
— Простите, — потупилась девушка.
А во мне боролись два состояния. Первое и самое очевидное: господи, да что за хрень я слушаю, это ж бред полнейший! Ку-ку, Тимур! У тебя в квартире трое помешанных сектантов. Да, двое из них — старуха и хрупкая девушка, но третий — вполне себе крепкий мужик. И потом, у психов, говорят, могут нечеловеческие силы открываться, когда им нужно делать всякие… психические вещи. Никакая полиция сюда, естественно, не нагрянет, и пора уже озаботиться вопросом, как бы выставить эту компанию из квартиры, пока не началось. Агрессивная фаза, или как оно называется.
Второе же состояние было иным. Вот я сижу на пороге (все нормальные люди на пороге стоят, а я — сижу) другой жизни. Совершенно иной. Осмысленной. В которой есть нечто большее, чем переливание воды из аквариума в канализацию и из водопровода — в аквариум.
И я не мог решиться, в какое из этих двух состояний впасть окончательно. Одно чувствовал: решение это важное. Может быть, самое важное в жизни.
— Души, да? — спросил я и услышал в своём голосе хрипотцу.
— Они самые, — кивнула Мстислава.