Призрачный отель
Шрифт:
Я с надеждой посмотрел на окно. Ослепительный луч падать не спешил.
— Чайку, может? — суетилась Лидия Ивановна. — Да ты садись-садись, я сейчас вот позвоню, попрошу — и печеньица принесут, тут всё можно!
Я заметил, что тарелка из-под творога и стеклянный колпак исчезли, а вместо них образовались блюдо с крошками от печенья, чашка на блюдце со следами заварки и вазочка с фантиками от шоколадных конфет.
Упав на стул, я подумал, что, может, всё это было и не очень хорошей затеей. И что, возможно, отговаривали меня отнюдь не зря. Но сдаваться пока не собирался.
??
*Сигнальщик —
Глава 16
— Давайте с другого бока, — предложил я, когда недобрый Денис прикатил новое блюдо с печеньем. — Лидия Ивановна, о чём в жизни вы жалеете?
— Постой, не уходи, — не глядя на меня, приказала Денису бабка.
Взяла с блюда печенье. Осмотрела со всех сторон, помяла в пальцах и возмутилась:
— Ты мне что подсовываешь, а? Это ж разве свежее?
— Свежайшее-с, — вытянувшись по струнке, заверил Денис. — Едва успели вынуть из печи-с.
Тяжёлое выражение, с которым смотрел на меня, с его лица исчезло. Глаза уставились в пустоту, руку Денис заложил за спину, как настоящий официант. Хотя, почему «как»? Со времен Отечественной войны двенадцатого года времени прошло немало. Чёрт его знает, сколько профессий успел сменить. Почему бы не побыть официантом. Или актёром — тоже неплохой вариант. Хотя, сдаётся мне, спектакль, который устраивает сейчас — скорее для меня, чем для клиентки.
— У-у, жулик! — покачала головой бабка. — Насквозь тебя вижу, я в жилконторе работала. Уноси это и тащи свежее! — она оттолкнула от себя блюдо. — Вот же порода, ни стыда ни совести. На секунду отвернись — всё разворуют! Страну, и ту разворовали. Такая великая держава была…
— Погодите, — вмешался я. — С чего вы взяли, что печенье не свежее? Как оно вообще может быть не свежим? Я имею в виду — по каким признакам вы это определяете?
— И-и, сынок. — Бабка погрозила пальцем. — Я про жизнь всё знаю. Все воруют. Везде! Кругом, за всеми — глаз да глаз нужен, запомни.
Она расцветала на глазах. В буквальном смысле слова — становилась всё более яркой, чёткой. И говорила тоже всё более осознанно.
Я понял, что и Денис это заметил. С вызовом спросил у него:
— Что? Раньше ты таких пустышек не видел?
— Кого-кого? — заволновалась бабка.
Денис на неё и бровью не повёл. Усмехнулся, скрестил руки на груди.
— Я, друг мой, видел столько всего, что с удовольствием поделился бы хоть с тобой, хоть со всем миром. Самому — слишком много, местами даже чересчур. Но что поделать. Каждый должен обрести собственный опыт, чужой его не заменит… Удачи. — Денис развернул тележку и выкатился из номера.
— Совсем стыд потеряли! — возмутилась бабка. Когда за Денисом захлопнулась дверь.
Смекнула, видимо, что мы знакомы, а меня считала в каком-то смысле хозяином своей судьбы. Поэтому придержала коней до выяснения ситуации, вдруг Денис — мой давний друг.
— Так, на чём мы остановились? — сказал я. — О чём в жизни вы жалеете?
Понял вдруг, что, хоть клиентка и назвала своё имя пять минут назад — для того,
С Лизой таких проблем не было. Да с Лизой вообще проблем не было, блин! Если не считать пожирателей… Но сдаваться я по-прежнему не собирался. Вопросительно уставился на бабку.
Та захлопала глазами.
— Глобально жалеете, — попробовал помочь я. — Я вот, например, жалею, что раньше ничего не знал об отеле. Если бы попал сюда года четыре назад — может, Маэстро сейчас не рискнул бы маньячить. С Лизой могли бы живьём пива попить. Хотя живьём она не пьёт. Не пила… Блин, сложно. Короче! О чём жалеете?
— Управдомом меня не поставили, — сказала бабка. — Вот о чём жалею. Хотя, уж как я старалась! Сколько эту тварь исполкомовскую обхаживала, сколько взяток раздала! Обещали многие, но та, исполкомовская — вроде надежней всех. Что, мол, подождите, Лидия Ивановна, всё будет. Да так ничего и не сделала. Рудакову назначили, а не меня. Та замужем была за комитетчиком, он загранпоездки устраивать мог. Видать, вперёд меня подсуетился. — Бабка горько вздохнула. — Уж как я потом этой твари мстила! Каждый месяц писала, куда надо, звонила. Думала, снимут её с должности, распрощается с исполкомом — ан, нет. Так и сидела, покуда на пенсию не выперли. — Она с надеждой посмотрела на меня. — А ты это зачем спросил-то?.. О! — Глаза у призрачной бабки загорелись, как у живой. — А давай-ка я сейчас позвоню да прикажу, чтобы разыскали эту тварь! Чтобы поглядела она, как я тут живу — словно королевишна!
Она обвела глазами номер. Я тоже машинально огляделся — и только рот открыл.
Номер был уже вообще не похож на себя. Пока мы разговаривали, комнату заполонили мебель и вещи. Чего здесь только не было.
Стены подпирали полированные шкафы, на полу громоздились ламповые телевизоры, доисторические кассетные магнитофоны, кухонные комбайны, пылесосы, коробки с сервизами и хрустальными бокалами. В углу стояли свёрнутые ковры, на кровати лежали шубы, дублёнки, сапоги и адидасовские кроссовки.
«Сделано в Югославии», — прочитал я на одной из ближайших коробок. Перевёл взгляд на стол. И увидел, что блюдо с печеньем окружили бархатные коробочки, в которые упаковывают ювелирку. Открыл одну. Увидел золотые серьги с такими здоровенными тёмно-красными камнями, что вздрогнул. Мельком подумав, какие ж уши это выдержат, встал и пошёл к двери. Задел плечом дверцу одного из шкафов. Та открылась, с полок на меня посыпалась одежда. С самой верхней внезапно прилетел валенок. Слишком тяжёлый для того, чтобы быть пустым.
Я наклонился, поднял валенок с пола. Оказалось, что он битком набит деньгами. Советскими сторублевыми купюрами, с портретом Ленина и надписями на пятнадцати языках: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Пока я рассматривал валенок, увидел, что в шкафу на освободившейся полке образовался ещё один — такой же. Да и в целом принцип «свято место пусто не бывает» работал в полный рост. Полки, с которых упала одежда, у меня на глазах заполнялись новым барахлом. На одной внезапно появились книги. Я вытащил ближайшую. «Анжелика — маркиза ангелов».