Призрачный Сангуис
Шрифт:
Парочка переглянулась и направилась вслед за Далласом.
Бернард заскочил в туалет, чтобы отмыть руки от краски. Кивнув Марку, который стоял у писсуаров, он включил воду и принялся отмывать акварель с пальцев. Рядом включилась вода.
– Ты сегодня в ударе, Марк. Никогда не видел, чтобы у математички так челюсть отвисала. Ты решил одну из сложнейших задач.
– В ней не было ничего сложного.
Ламберте поднял голову и нахмурился. В зеркале отражался только он. Повернув голову, он взглянул на спокойного Марка.
– Где твое отражение?
Даллас
– Марк? Почему ты в очках?
Подросток вздохнул и молча стянул очки на кончик носа.
Бернард отшатнулся.
– МАРКУС?!
– Да, Марка вчера избили, он не может ходить в школу. Поэтому я заменил его.
– Он тебя выпустил?
– Нет, я сам выбрался. И не ори, все в порядке.
– Теперь понятно, как ты математику решаешь, – с легкой дрожью произнес Бернард.
– Марк сможет прийти только через неделю, так что на бал придется идти мне. Учти, начнешь пакостить, кишки на глотку намотаю.
Маркус вернул очки на место и покинул туалет, оставляя Ламберте в полном шоке.
Томас привычно прибыл в вечер пятницы. Завтра Хэллоуин, в школе бал, скорее всего, будет множество зеркал, в том числе и кривых. Школьники любят этот дурацкий праздник.
Рыжий встрепал волосы и, войдя в дом, первым делом направился к брату. Обняв по дороге мать и пнув под зад Метью, который кинул в него игрушкой, Томас прошел к комнате Марка.
Коротко постучав, он вошел и замер. В первый момент Томас подумал, что сошел с ума. Один Марк лежал на кровати. Перебинтованные руки пытались оттолкнуть второго. Точная копия Марка… целовала подростка.
– Та-ак, – протянул Томас.
Копия подняла голову и усмехнулась, блеснув желтыми глазами.
– Заходи, не топчись на пороге.
Рыжий кинул взгляд на красного Марка и молча закрыл дверь.
– Значит, ты выбрался, Маркус.
– Пришлось. Иначе Марк бы умер.
Взгляд Томаса прошелся по перебинтованным рукам и ссадинам на лице брата.
– Синяков почти нет, но ходить больно. Ричи был несколько взбешен, – Маркус легко развернулся на кровати и поджал под себя ноги. – Можешь не дергаться, он впал в кому. Пришлось немного наладить связи через зеркало и подговорить кое-кого для этого.
– И кого же ты попросил?
– Того, кто ненавидит праздники и не нуждается во сне. Я не знаю его имени, но он, как и многие другие сильные создания, может меня видеть.
– И что будет дальше? – настороженно спросил Томас, опускаясь в кресло.
– Он позаботиться о том, чтобы Ричи никогда не очнулся, – ласково улыбнулся Маркус, обнажая заостренные зубы.
– Ты мне этого не сказал, – возмутился Марк, с трудом садясь на кровати.
– Лежи, – Маркус легко толкнул парня в грудь, опрокидывая на подушки. – Я не позволю тебе подняться, пока ты полностью не оправишься от побоев.
– И давно это произошло? Почему мать не знает? Марк же не может ходить в школу.
– Какие проблемы, – пожал плечами Маркус, – я неплохо справляюсь со школьной программой, а Эбигейл очень милая женщина, и готовит вкусно.
Желтоглазый закурил и с наслаждением выдохнул дым.
– Мне этого дико не хватало.
Томас хмыкнул и тоже вытащил сигареты.
–
– Тебе вредно, – в один голос произнесли Томас и Маркус.
Рыжий улыбнулся. Все же Маркус довольно забавная личность. Он, конечно, очень оригинально проявляет заботу, да и не стоит забывать о том, что Томас увидел, войдя в комнату, но все же братику повезло.
– Учишься за Марка? – поинтересовался рыжий. – И как тебе?
– Нормально, – пожал плечами Маркус. – Можно сказать даже весело, правда, меня Бернард раскусил. Являясь отражением, я нигде не отражаюсь. Он это заметил. Кстати, у твоего друга появилась девушка. Ты её должен знать, Милиса Суон.
– Я её рисовал пару раз, – кивнул Марк, отбирая у брата сигарету и затягиваясь. – Она довольно приятная девушка, хотя кажется простоватой.
– Она решила покраситься и испортила себе волосы. Так что сейчас она не очень миленькая.
Марк отмахнулся.
– Лучше зачитай дневник. Ты обещал.
Маркус вздохнул и притянул к себе черную тетрадь.
«6 декабря 1891 года.
Мне снова сняться кошмары. Я ненавижу их и боюсь. Мой дом - тюрьма, из которой нет выхода. Холодная и мрачная. Окна обросли инеем, а камин давно не разжигался. В коридорах висит сизый туман, от холода и грязи. Мне тяжело двигаться, но шепот настигает меня везде. Я уже ненавижу себя и свой больной разум. Я закрылся от всего остального мира и все больше времени провожу в подвале. Мои родные… Они мертвы. Почему я не могу умереть? Почему я не могу отправиться вслед за ними? Может, я слишком слаб, чтобы самому убить себя? Нет. Я никогда не лишу себя жизни, ибо это не только грех, но и грубое окончание жизненного пути. Пусть меня убьют, пусть я сдохну от инфекции или загнусь от алкоголя, но я никогда не полезу в петлю. И этот безумный шепот. Он преследует меня, утешает, просит улыбнуться хоть раз. В зеркалах я вижу, как искажается мое отражение, как оно улыбается, машет мне рукой.
Вечер 6 декабря 1891 года.
Черномазая шлюха пришла в мой дом. Её грязные лапы касались моего тела, когда я трахал её, но я не мог больше сдерживать свою похоть. Через три часа я отмывал ванну от её крови. Лезвие легко преодолело сопротивление плоти и вспороло ей горло. Как только я закончу с ванной, я отмоюсь сам, ибо до сих пор чувствую её липкие прикосновения к своему телу».
Маркус поднял голову и с любопытством взглянул на бледного Марка.
– Очень оригинально, – пробормотал Томас, делая глубокую затяжку. – Вердамт, верно?
– Да, – спокойно кивнул Маркус. – Если честно, он мне уже нравиться. Я не знаю начала, но судя по тем записям, которые я читал, он реально сходил с ума.
– Он грохнул человека в своем же доме. Он не просто сходит с ума, он полный псих. – Интересно, а труп он зарыл рядом со своими родственниками, или же нет? Судя по всему, он ненавидел афроамериканцев.
– Я думаю, что он избавился от трупа другим способом, – произнес Марк. – Я помню все его записи, он никогда бы не «осквернил» присутствием черной захоронения своих родных. Время записи соответствует времени, когда рабство было отменено, но ещё не все жители к этому привыкли.