Призрачный Сангуис
Шрифт:
– А что такого сложного он может попросить, кроме как выпустить его? Может он скучает, и ему не с кем разговаривать. Вот он и злиться, – начал рассуждать Бернард.
Даллас покачал головой.
– Ладно, я с ним попробую поговорить, но учти, если он меня убьет, виноват будешь ты.
Ламберте кивнул и снова кинул взгляд на могилу. Ночью они придут сюда.
Эбигейл заглянула в комнату Метью и устало вздохнула. Мальчик улегся с огромным трудом. Крики и визги до сих пор стояли в ушах. Все из-за Вильяма. Тот на вечер остался с ребенком, пока миссис Даллас ушла в гости к соседям, и перекормил ребенка
Женщина вздохнула и прикрыв дверь, направилась в комнату Марка. Подойдя, она нахмурилась и прислушалась. Подросток с кем-то разговаривал, возможно по громкой связи, так как второй голос тоже был слышен, но понять кто было невозможно из-за музыки. Осторожно постучав, женщина вошла.
Марк обернулся к ней и отложил телефон, который крутил в руках.
– Не буду тебе мешать, – тихо произнесла Эбигейл, – разговаривай дальше.
– Мы уже закончили, – спокойно отозвался Марк. – Что-то случилось?
– Нет. Я зашла пожелать тебе спокойной ночи.
– Спокойной ночи, мам, – чуть улыбнулся подросток, притягивая к себе книгу.
– Приятных снов, – миссис Даллас покинула комнату и направилась к себе. Сейчас её ждет разборка с мужем.
Марк перевел дух и взглянул в зеркало, где, прислонившись в краю стекла, стоял Маркус.
– Ну, я же говорил, – усмехнулось отражение, – телефон тебя спасет.
– Ты - мое отражение. Если, как ты говоришь, мы части единого целого, то значит, что часть моих мозгов присутствует у тебя.
– Лучшая часть, – хмыкнул Маркус, потягиваясь. – Марк, выпусти меня. Мне скучно торчать здесь, хочу на волю.
– Отвянь, – огрызнулся Даллас. – Не выпущу. Кто знает, что ты натворишь. Хэллоуин вспомни, ты тогда едва девочку не убил.
– Ну не убил же, – пожал плечами Маркус. – И она сама виновата, не надо было ко мне лезть.
– Это не повод толкать людей под машину, – назидательно произнес Марк, открывая дневник и начиная переписывать записи.
– Что ты там делаешь? – заинтересовался Маркус, постукивая по стеклу.
– Разбираю дневник столетней давности, – со вздохом ответил Даллас. – Почерк у Вердамта как у курицы.
– Покажи, – потребовал Маркус.
– Он на немецком, – отозвался Марк, поворачивая дневник к зеркалу.
– 30 ноября 1891 года, – начал Маркус. – Сегодня мой день рождения, мне исполняется 27 лет. Одинокий праздник, со мной лишь бутылка виски и портрет моей дорогой Эмиры. Она бы не одобрила того, что я пью, но до её смерти мне и не приходилось глушить все свои чувства алкоголем. Теперь, оставшись один, я позволяю себе напиваться до беспамятства и часами рисовать на стенах. Шепот сводит меня с ума, и я все чаще понимаю, что мои картины напоминают адское пекло с самим Люцифером во главе. Сомневаюсь, что кто-нибудь купит мой дом с такими изображениями, даже меня пугает то, что я делаю. Протрезвев, я смотрю на дикие, искаженные ужасом и злобой лица и снова тянусь к бутылке, чтобы снова начертать дьявольские картины. Ничто не приносит мне покоя. Но теперь я осознаю: у меня нет выхода. Я слаб и ничтожен, я не могу бороться. Куда делась моя гордость и сила? Я превратился в тряпку и ничего не могу с этим поделать. Мои редкие пациенты с ужасом косятся на меня и истово крестятся. Они боятся меня, и это наполняет меня злобой. Жалкие, ничтожные твари, бывшие рабы, которым стоило
Даллас встряхнулся и повернул к себе дневник, будто желая увериться, что там немецкий.
– Как?!
– Я просто знаю этот язык, – мило улыбнулся Маркус, затягиваясь.
– Прекрати, – закашлялся Даллас, выдыхая дым. – Курить - это отвратно. Откуда ты заешь немецкий? Ты ведь мое отражение.
– Ну, а откуда, по-твоему, я знаю естественные науки: те, что тебе не даются ни в какую.
– Нууу, – протянул Марк, – если честно, то я никогда об этом не задумывался, мне казалось это… естественным. Ты знаешь то, чего не знаю я, и в детстве меня это не смущало.
– Тогда почему смущает сейчас? – Маркус снова затянулся.
Даллас поморщился, но все же выдохнул очередной клубок дыма.
– У тебя вредная привычка курить за счет меня. Выдыхай сам.
– Не могу, – чуть дернул плечом Маркус. – Не знаю как.
Марк застонал и откинулся на подушку, вновь выдыхая дым.
– У тебя горький табак. Не можешь найти что-нибудь поприятнее?
– Нет, другого у меня нет, но если ты меня выпустишь…
Даллас застонал и, перевернувшись, уткнулся носом в подушку. Легкие снова наполнились дымом.
– Гадство, – пробормотал недовольный Марк, отплевываясь от горечи на языке.
– Ладно, я закончил курить, – примирительно произнес Маркус.
Даллас на секундочку прикрыл глаза и провалился в сон.
Томас на цыпочках пробрался в дом и бесшумно поднялся на второй этаж. Вечер пятницы, все его однокурсники бухают и трахаются с девками или между собой, а ему приходится ехать по темной трассе, чтобы прибыть домой.
Осторожно открыв дверь в комнату Марка, Томас тихо проскользнул внутрь. Брат спал на спине, раскинув ноги и руки в стороны. Рядом с ним лежала непонятная тетрадь в черной обложке и телефон.
Убрав эти вещи на тумбочку, парень накрыл подростка одеялом и присел у него в ногах.
– Странно, что ты приехал сегодня.
Томас дернулся и включил ночник. Нет, Марк спит, но ведь он только что слышал его голос.
– Не туда смотришь, красавчик, – кто-то с голосом Марка захихикал. – Обернись.
Даллас медленно повернул голову и едва не упал с кровати. Зеркало. В нем отражалась какая-то муть и стоящий Марк.
– Вау, ты меня видишь пока я здесь. Что ж, значит не все так плохо. Вильям точно не видел, а вот Эбигейл пару раз замечала, краем глаза.
– Ты кто? – выдохнул Томас, вставая и подходя к зеркалу.
– Меня зовут Маркус, – улыбнулась желтоглазая копия брата. – Но, думаю, ты и так это понял.
– Ты не глюк, ты реально существуешь… – произнес Томас, шокировано проводя рукой по зеркалу.
Гладь пошла мягкими волнами, и Маркус дернулся вперед, прижимаясь ладонями к стеклу.
– Выпусти меня отсюда, я так устал, мне надоело быть запертым в этой зеркальной клетке.
Даллас шагнул вперед и прижал ладонь напротив руки Маркуса. Несколько мгновений ничего не происходило, но затем, зеркало пошло рябью, и Томас почувствовал ледяную кожу подростка.