Призрачный Сангуис
Шрифт:
– За что? – удивленно спросил блондин, поправляя съехавшие на кончик носа очки.
– Не важно, – Даллас покраснел пуще Бернарда и стал быстро застегивать рубашку.
Через пару минут подростки все же разместились и Маркус открыл дневник.
– “27 марта 1892 год. Вчера я убил ещё одну черномазую шлюху. Их как магнитом тянет в мой дом, и я режу им глотки. Сукрам становиться сильнее, когда судороги этих тварей прекращаются. Едва их глаза застилает пелена смерти, он становиться более материальным. Я убил уже троих, но этого мало, Сукрам должен покинуть зеркало.
2 апреля 1892 года. Мой друг прислал мне
25 апреля 1892 года. Снег почти сошел, и у меня прибавилось работы. Спиногрызы черномазых шалав по сбрасывали теплые вещи и теперь простужаются даже чаще обычного. Несмотря на лекарства, а может благодаря им, они умирают. О, и я переквалифицировался. Теперь я вытаскиваю из чресел потаскух разную шваль, от которой они желают избавиться в угоду своим супругам или же пытаясь скрыть свои грехи. Большая часть этих женщин не выходят из моего подвала живыми. Люди начали бить тревогу, но пока никто и не думает посмотреть косо в мою сторону. Я для них стал царем и богом. Я могу вылечить и убить, утешить и ввергнуть в уныние. Я маскирую свою ненависть за пустой улыбкой. Единственный, кто мне не верит, это старый шаман. Он говорит, что я выпустил смерть”.
Маркус закрыл дневник и потер глаза.
– В этом доме все веселее жить, – пробормотал Марк, – он оказывается ещё и абортами занимался. Сколько же женщин он убил.
– Судя по данным из дневника, около сотни. Многие были приезжими чернокожими, которым требовалась помощь врача или же гинеколога. В общем, не все выживали.
– И он это делал, чтобы оживить свое отражение, – брови Бернарда сошлись на переносице, – но ведь Марку не пришлось никого убивать.
– Верно, я просто появился, но Вердамт другое дело. У меня нет записей о его детстве, поэтому я не знаю, появлялся ли Сукрам ранее, но если судить по книге рода, то отражение оживало ещё в детстве, просто это не все помнили. Каждый раз было три способа оживить их полностью. Убийства, секс и слияние. Правда, слияние помогало ненадолго. Человек только успевал зачать наследника и почти сразу погибал. Маркус Вердамт пошел по пути убийства. Мы с Марком просто трахаемся.
– Просто! – взвился Даллас. – Ты вспомни, что вчера натворил!
– А что творил ты, – мечтательно улыбнулся отражение. – Не думаю, что Томас скоро это забудет.
Бернард вновь заалел.
– Вы, что… втроем?!
Марк хотел провалиться сквозь землю от стыда. Он как-то не планировал посвящать друга в такие подробности.
– Да, – хмыкнул Маркус. – А тебя что-то смущает?
Ламберте ещё сильнее покраснел и, кажется, даже вспотел.
– Ну, меня все смущает. Ладно, я больше ничего не хочу знать, но уверен, что во всем виноват именно ты.
Маркус возвел
Томас сидел на паре в универе и все никак не мог прийти в себя. Память, будто издеваясь, подкидывала воспоминания. То, как он трахал брата, а тот стонал и извивался, требуя большего, то, как Маркус, хрипло смеясь, проникал в него, заставляя выгибаться от бешеного экстаза.
Рыжий покраснел и опустил голову на парту. Вот черт. От одних воспоминаний о том, что происходило, у него вставал.
– Эй, ты чего красный такой? – в бок Томаса ударил локоть однокурсника.
– Плохо. Вот и красный, – буркнул Даллас.
– Иди в медблок.
– Не хочу, – мотнул головой Томас.
Парень пожал плечами и отвернулся от Далласа, продолжая записывать лекцию, а рыжий устало прикрыл глаза. Все плохо.
Маркус лежал на снегу в центре поляны и смотрел на звезды. Его одежда уже давно промокла от растаявшего снега, а конечности окоченели, но встать и идти, не было сил. Голова разрывалась на части от боли. Он слышал крики, стоны, смех, ссоры и многое другое. В него вливались знания сотен отражений, соединялись, спаивались в одну личность, и от этого боль распространялась по всему телу. За минуту он проживал одну жизнь, а их были сотни тысяч. Все из рода Вердамт сейчас были в нем.
Отражение прокусил губу и, почувствовав солоноватый привкус крови, расслабленно выдохнул. Он знал, сейчас Эбигейл везет Марка в больницу, а тот не может ничего сказать, он кричит от не своей боли. Бедный мальчик. Ничего, скоро лунное затмение закончится, и все пройдет. Тебе уже будет не больно.
Врачи недоумевающе разводили руками. К утру все показатели были в норме, но подросток был доставлен с зашкаливающим пульсом и невероятным давлением. Все анализы показывали на огромную дозу адреналина в крови, именно это спасало ребенка от болевого шока, причины которого были неизвестны. Никаких поражений кожи и вообще следов на теле, не было обнаружено ядов или наркотиков. Ребенку было просто дико больно, но неизвестно от чего.
Медсестры успокаивали несчастную Эбигейл, к которой уже успели привязаться за все время её пребывания в больнице. Приносили чай и сладости, пытались отвлечь разговорами, но все было без толку. Женщина сидела в приемной и смотрела перед собой, почти не двигаясь. Через пару часов врачи забеспокоились и поместили Эбигейл в палату. Вколов несколько успокоительных, они уложили её на кровать и приставили одну из молоденьких медсестер наблюдать за показателями на приборах.
Марк очнулся в больнице. Боли не было, но было осознание того, что произошло что-то очень плохое.
– Прости, – голос Маркуса раздался совсем рядом.
Даллас вздрогнул и повернул голову. Отражение сидел рядом с ним, положив голову на руки, лежавшие на белом одеяле.
– Что это было?
– Принятия всех из рода Вердамт. Это должен был провести ты, но Маркус, чей дневник мы читаем, едва не умер, проворачивая этот ритуал. Являясь твоей частью, я принял весь удар на себя. Тебе достались отголоски.
Марк накрыл своей ладонью сцепленные в замок руки Маркуса
– Если это были отголоски, что же чувствовал ты?