Призрачный Сангуис
Шрифт:
Марк криво улыбнулся и вновь попытался опереться на стопу. Вроде стало легче, но видимо, по окончанию дня, придется обложить лодыжку льдом, затем, чем-нибудь помазать и замотать эластичным бинтом. И прощай школа дня на три.
Эбигейл взволнованно перекапывала ящик с лекарствами. Марк, едва войдя в дом, опустился на пуфик в прихожей и с трудом стянул ботинок с правой ноги. Лодыжка опухла и выглядела несколько неестественно.
Наконец найдя мазь, женщина поспешила к сыну. Метью едва не сбил её с ног, пролетев по коридору на роликах
– Метью Джеймс Даллас, – крикнула Эбигейл. – Иди кататься на улице, ты снесешь всю мебель и цветы.
Тут же раздался звук разбиваемого горшка, и миссис Даллас, вручив мазь Марку, поспешила в столовую, откуда донесся звук.
Быстро убрав землю и осколки, женщина сунула цветок в первый попавшийся горшок и поспешила к Марку.
Тот уже стоял на верхней ступени лестнице, и, припадая на одну ногу, направлялся к своей комнате.
– Марк, я вызову врача, возможно, не все так просто, – крикнула Эбигейл.
– Не надо, мам, – Марк выглянул со второго этажа, – все в порядке, я весь день отходил, просто небольшое растяжение. Пройдет. И кстати, Метью в вашей спальне, прыгает на кровати.
Миссис Даллас устало вздохнула и, заправив за ухо выбившуюся прядь, направилась наверх. Может, дети и цветы жизни, но судя по всему её мальчики, либо плотоядные мухоловки, либо паразиты.
Бернард осторожно раскрыл старую книгу и досадливо поморщился. Немецкий. Придется мучатся с переводчиком. Правда, для начала нужно почерк разобрать. Довольно мелкий, но размашистый. Большую часть букв не понять. Только даты читаемы. К примеру, 25 августа 1892 года написано совсем чуть-чуть, а вот уже 5 сентября того же года - четыре страницы текста. Что же такого происходило с владельцем дневника, и почему записи обрываются на дате 31 октября 1893 года?
Бернард нахмурился, а затем полез в стол. Кажется, это не просто дата.
Выкопав, наконец, свою тетрадь по призракам Сангуиса, блондин хмыкнул. Все верно. 31 октября 1893 года, все жители Сангуиса были убиты. Дневник, который попал в руки Бернарда, принадлежал Маркусу Верданту. И жил он, если верить записи на первой странице, на аллее дубов дом номер восемь.
Подросток поправил очки и сверился со старой картой. Затем, протер линзы и снова проверил адрес. Нет, все правильно. Маркус Вердант, жил в том же доме, где сейчас живет Марк Даллас.
Марк лишь устало вздохнул, увидев на пороге своей комнаты Бернарда и Остина. Поправив сползшее одеяло, он свернул окно на нетбуке.
– Что случилось?
– Я тут кое-что нашел, – Бернард бесцеремонно плюхнулся на кровать.
Остин предпочел спокойно сесть в компьютерное кресло.
– Что именно? – мрачно спросил Даллас.
– Дневник некого Маркуса Верданта. Он жил в этом доме, чуть больше ста лет назад.
Бернард сунул дневник в руки Марка и нетерпеливо поерзал.
Даллас настороженно открыл дневник.
– Кстати, у него странная фамилия, Маркус Зеленый – хохотнул Бернард.
– Ты ошибаешься, – покачал головой Марк. – Ты, видимо, принял двойную «м» за «н». Почерк очень
Бернард перехватил дневник и хмуро стал просматривать странички.
– Ты прав, – медленно произнес блондин, – вот черт. Правда, это не отменяет того, что он жил в твоем доме. И, возможно, он задержался здесь.
Марк вздрогнул. Отголосок смеха донесся куда отчетливее, чем раньше. Дверца шкафа была приоткрыта, и в зеркальной глади промелькнул чужой силуэт. Нет, не чужой. Знакомый, до боли и дрожи. Тот самый, что заставил страдать.
Короткая передышка, и снова удары. Пусть кулаки сбиты в кровь, а пальцы давно сломаны, но это не заставит прекратить попытки прорваться к свободе. Здесь, в зеркале, все травмы исчезают, стоит лишь ненадолго остановиться, но именно с их помощью, и реальной крови, что попадет на заветное зеркало, можно освободиться. Счастливый смех разнесся по белой комнате, угол которой уже сильно почернел.
========== Глава четвертая ==========
Жара выедает мне мозг, духота отравляет мое тело, а постоянное желание спать гонит муза от меня. С трудом извилинами шевелю, чтобы писать. Если такое лето будет и дальше, боюсь я стану надолго пропадать, ибо писать, когда на улице почти 30 градусов, нереально.
Марк, чихнув, сложил старое покрывало и бросил в коробку. Разбор чердака был делом довольно интересным. Некоторые вещи оставили предыдущие хозяева, но в то же время было множество действительно старинных вещей. Несколько прекрасно сохранившихся стульев, два кресла, покрытых пылью времен, старинные сундуки с книгами и одеждой, а также картины. Некоторые довольно незамысловатые, вроде пейзажей или портретов, но вот три картины резко выделялись из общей массы.
Марк нашел сухую тряпку и осторожно стер пыль с холстов. На одном из них было черно-белое изображение. Крупная фигура в белом стоит, склонив голову. У её ног - мертвецы, а единственный живой пытается сбежать, размахивая саблей. Вероятно, эта картина - копия с оригинала. Если Марк не ошибается, это из серии Диспаретес, Франсиско Гойя . Вот только название картины, никак не вспомнить.
Вторая являла собой явные признаки неустойчивой психики художника. Изогнутые деревья, без всякого намека на ветви, и крупное лицо на основном плане, с подобием солнца над головой. Выполнено в синих и желто-коричневых тонах.
А вот третья, явно была автопортретом. Мастер рисовал самого себя, но столь выдающихся, в плане внешности, художников, Марк никогда не встречал. правлена в фотошопе лично мной. П.А.)
Осторожно оттирая пыль, Даллас находил все больше знакомых черт, пока, наконец, не осознал, кого он видит. Отшатнувшись, Марк натолкнулся на нечто закрытое черной тканью. Кусок ткани, сполз без единого звука, обнажая старинное зеркало.
– Привет, Марк, – шепот, раздавшийся прямо над ухом, заставил резко развернуться.