Призрачный Сангуис
Шрифт:
Вытащив ключи, парень завел мотоцикл на подъездную дорожку. Скорее всего, отец дома, но Томас приехал не к нему, а к брату. Марк занял все мысли, парень чуть контрольную не завалил, переживая за младшенького. И пусть самый младший в их семье Метью, он все равно не стал родным и близким. Так, мелкая пакость, от которой хочется поскорее отделаться, а вот Марк - другое дело.
Томас поднялся по слегка скрипящим ступеням и вошел в дом. Было тихо. Кажется, родители вместе с Метью уехали куда-то. Марк вряд ли с ними отправился, он не любитель совместных прогулок.
Бесшумно
В первую секунду Томасу захотелось немедленно закрыть дверь и ретироваться куда подальше. Наблюдать, как брат дрочит, было не только не интересно, но и, по меньшей мере, попахивало вуайеризмом и инцестом. Ну, в какой-то мере.
Пару секунд спустя Томас влетел в комнату брата. Об аутоэротической асфиксии он был наслышан от парочки извращенцев из университета, но именно сейчас наблюдал эту картину. Марк задыхался и хрипел, явно не от удовольствия.
Единственное, что пришло в голову парню в этот момент - это ударить брата по лицу. Марк упал на кровать, с трудом переводя дыхание. Он хрипел, как после долгого бега и едва, чуть пришел в себя, быстро принялся наводить порядок в одежде.
– Ты больной? – Томас, не на шутку перепуганный действиями Марка, встряхнул брата, – сдохнуть хочешь?
– Томас? – подросток с трудом сфокусировал взгляд на старшем брате. – Впервые я рад тебя видеть.
– Что? – Томас слегка растерялся.
– Видимо ненадолго. Ладно, вали из моей комнаты. Со мной уже все в порядке.
Томас нахмурился, но все же слез с кровати брата. Что-то было не так. Смотря, как Марк уходит в ванную, парень пытался понять, что именно.
Только выйдя, он, наконец, осознал, что не так. Марк одной рукой опирался о кровать, а второй - мастурбировал. На шее не было ничего, что могло привести к удушению, но подросток задыхался. Зеркало.
Томас заглянул в комнату. Дверца шкафа приоткрыта, и зеркало отображало все, что происходит на кровати. Может, он прав, и тот бред бредом не был.
Марк стоял под ледяным душем, пытаясь прийти в себя. Решение быстро передернуть было не плохим, пока дверца шкафа не открылась сама по себе. Улыбающийся Маркус какое-то время наблюдал, а затем начал душить себя, одновременно удушая Марка. Все же Томас появился очень вовремя. Казалось, ещё пара секунд и Маркус прикончит Далласа.
Встряхнувшись, Марк вылез из душа и наскоро вытерся полотенцем. Стараясь не смотреть в зеркало, подросток выскочил из комнаты и, прошмыгнув в свою комнату, поскорее прикрыл дверцу шкафа. Томас не будет ничего рассказывать родителям, да и как он вообще сможет это рассказать? Будет что-то вроде: «Мам, пап, я застукал Марка, когда тот дрочил пытаясь, одновременно, удушить себя»? Бред. Даллас скривился и оделся. Надо разобрать дневник Вердамта, может это поможет.
«21 мая 1891 года.
Я только переехал в маленький городок под странным названием Сангуис. Мне пришлось оставить семью, чтобы стать врачом этого загнивающего места. Моя трепетно любимая супруга ждет первенца, и я не хочу привозить
5 июня 1891 года.
Только что мне пришло послание из старого света. Моя Эмира умерла при родах. Ребенок застрял в родовых путях. Повитуха ничего не смогла сделать, погиб и мой сын, и моя супруга. Проклятье, я должен был быть рядом с ней, помочь ей и своему малышу, но Сангуис, как трясина. Он не выпускает меня из своих удушающий пут. Иногда мне кажется, что рабство не отменили. Каждый день я наблюдаю драки, нет, избиение чернокожих белыми. Черные мне не доверяют и идут лечиться к своим шаманам, после того, как те отдают душу своим богам, меня проклинают. Почему меня? Разве судьба недостаточно наказала меня? Меня сослали сюда, моя супруга погибла вместе с моим ребенком, но стоит мне выйти на улицу, как я слышу шепотки за своей спиной. В чем я так виноват, что Бог отвернулся от меня. Всевышний, прошу, смилуйся, я хочу вернуться домой. Посетить могилы своих родных. Разве я многого прошу?
15 июля 1891 года.
Мой дом темен и холоден. Если бы меня спросили, как выглядит ад, я бы указал на свой дом. Вчера я узнал, что моя младшая сестренка, любимая Моника, вышедшая замуж за лорда Маулрока, была найдена изнасилованной и убитой в Лондоне. Сколько грязи вылилось на наше, недавно так уважаемое, семейство Вердамтов. Мой старший брат был ложно обвинен в мужеложстве и теперь скрывается в новом свете. О Боже, что происходит в этом мире, неужели ты покинул нас и не обратишь свой взор на простых смертных, что молятся тебе день и ночь».
Марк устало вздохнул. Они смогли перевести только три записи. Было такое чувство, будто дневник брали лишь для того, чтобы излить свои горести, от чего он напоминал записи плаксивого лузера. Хотя в целом, по всем трем записям, этот Маркус был действительно убит горем.
– Что думаешь? – поинтересовался Бернард, поправляя очки.
– Разрывы между записями довольно большие, он не писал о своих повседневных делах, лишь изливал свои горести на бумагу. Не могу ничего сказать, может он и был сильной личностью, просто не плакался кому-то.
– Ну, смерть жены и ребенка, сестры с братом действительно серьезные происшествия, – произнес блондин. – Я, наверное, написал бы куда более развернуто, причитая в каждой строчке.
Даллас вздохнул и отложил дневник. Хотелось спать. Просто до безумия хотелось завернуться в одеяло и отрубится хотя бы на пару часов.
– Уже поздно, – Бернард взглянул на часы, – я, пожалуй, пойду. Спокойно ночи.
– Спокойной, – пробормотал Марк, заворачиваясь в одеяло.
Даллас уже не слышал, как друг покидает комнату, он спал.