Призрак Белой страны
Шрифт:
— Как хочешь!
Лицо Репринцевой вновь сделалось озабоченным. Она сказала, что спустится вниз, еще раз позвонит родителям. Какой же потерянной она выглядела! И Надежда почувствовала, как ее прежняя нелюбовь к подруге сменяется жалостью. «Никакая Валентина не задаваха. Добрая, хорошая девчонка. Красивая, удачливая. Но чему завидовать? Удача скоро отвернется от нее! Что с ней сделают в подвалах Лубянки! Страшно подумать!»
Надежде захотелось броситься подруге на шею, обнять, расцеловать ее. Как только она сдержалась…
— Я пойду.
— Куда?
— Я
(«Не надо звонить!»).
Надежда молча кивнула и быстро отвернулась, чтобы подруга не заметила навернувшихся на глаза слез.
…Кирилл Прошкин появился в назначенное время, ребята уже ждали его и готовились к новой экскурсии. Готовились все кроме Валентины, та отказалась, сославшись на плохое самочувствие. Прошкин внимательно посмотрел на нее, красивая девушка, только уж слишком отличается от остальных. Манеры, взгляд — нет, это не типичная комсомолка. Скорее — дама из буржуазного интеллигентского общества.
— Она переживает, не может дозвониться домой, — сообщил Давид. — А мы ей говорим — поломка на линии, или что-то с телефоном.
— Не может дозвониться, и что? — Прошкин разыграл удивление. — Причин может быть несколько.
— И у меня был подобный случай, — продолжал Давид.
— Поехали в Горький на съезд юных ленинцев, а родителям не дозвонился. Целых три дня. И тоже сломался телефон.
— Три дня, — деревянным голосом простучал Прошкин.
— Раньше чем через три дня увидите своих родных. Надежда внутренне содрогнулась от такой лжи, но смолчала. Комсомолец обязан быть честным, правда, если дело касается врагов, можно и солгать. Только слишком уж непохожа Валька на врага.
— Куда сегодня пойдем? — тем временем спросил Рустам. — Вроде бы все революционные места города посмотрели.
— Я не показал вам главного, места, где когда-то находился штаб революционных сил. Потом этот дом (в народе его называли «Смольный») сожгли, взорвали по личному распоряжению Деникина.
Смотря на застывшие от напряжения глаза комсомольцев, Прошкин продолжил:
— Вы ведь прекрасно знаете, что некоторое время в нашем городе существовала Советская власть. Но положение ухудшалось, 24 мая 1919 года войска генерала Май-Маевского заняли Белгород. В Старом Осколе находились большие материальные ценности, даже определенная часть золотого запаса. Нельзя было отдавать все это врагу. Коммунисты решили драться до конца, однако враждебные силы в самой партии в лице Троцкого и Бухарина приказали сдать город…
— Шайтаны! — прошептал Рустам, — мало им досталось!
— Не удалось вывести и многие ценности, вновь помешали агенты Антанты Троцкий и Бухарин. И вот 19 сентября красные части покинули город, установился белый террор, который начался, как я уже сказал, со взрыва «Смольного».
— Но коммунисты продолжали бороться? — дрожа от благородного гнева, спросил Давид.
— Еще как! Пускали под откос поезда, убивали членов новой администрации. Однажды на них сделали облаву, подогнали специальную военную часть. А потом публично расстреляли рядом с уничтоженным «Смольным».
Комсомольцы, слушая рассказ
— На место казни героев! — воскликнула Надежда, а за ней и остальные.
— А после у вас выступление перед пионерами Старого Оскола, — продолжал раскрывать культурную программу Прошкин.
— Здесь тоже есть пионеры? — поинтересовалась Валентина.
— Есть. На сегодняшний день их не так много. Но… целых пятнадцать единиц.
— После встречи с нами будет сто пятнадцать! — уверенно заявил Рустам.
— Не хвастай — сказал Давид. — Их еще надо убедить в преимуществах нашей жизни.
— Убедим. Особенно девушек. Джигитов привезем, замуж выдадим.
— Какое замужество? — возмутилась Надежда. — Они еще дети.
— Девочка в 14–15 лет уже не маленький ребенок, а прекрасная женщина, — парировал Рустам. — Джигитов сюда, джигитов! Они проведут экспансию коммунизма.
— О чем вы? — приподнял брови Прошкин. — Никакой экспансии коммунизма нет, есть объективное стремление людей к социальному равенству и бесклассовому обществу. Когда у людей пелена с глаз спадет, сами, без джигитов справимся.
— Правильно! — воскликнул Давид. — Скорее покидаем гостиницу и в путь! В путь!
Валентина наконец дождалась, когда они покинули номер. Никто не уговаривал ее пойти со всеми, не убеждал, не бросал упреков. Давид вроде бы сделал попытку, да Надежда его сразу оборвала, а «деревянный» Прошкин нахмурил брови. Сначала Репринцева обрадовалась, потом призадумалась. Почему они так себя ведут? Как изменилась Надежда! Точно и не она это.
Видение в беседке по-прежнему беспокоило Валентину, она вновь с содроганием подумала об испорченной телефонной связи. Как могла, успокаивала себя, пыталась отвлечься от тяжелых мыслей. И главным «спасителем» был Александр.
Она посмотрела на часы. Он обещал в одиннадцать. Остается сорок минут, как мало и как много!
Рядом с Александром остановился черный лимузин, оттуда выскочил… тот самый плешивый преследователь. Горчаков едва успел встать в стойку для отражения удара. Однако плешивый крикнул:
— Не бойтесь. С вами хочет поговорить один человек, мой хозяин. Садитесь, он ждет.
— Нашел дурака! — ответил Александр. — Убирайся! Здесь улица и люди, свидетели!
— Садитесь! — в машине показалось седовласое лицо. Горчаков тот час узнал хозяина автомобиля: руководитель крупнейшего банка в городе Юрий Иванович Еремин.
«Сколько раз меня отстраняли от контактов с этим человеком, а теперь он приглашает сам», — с удовлетворением подумал Александр.
По знаку Еремина он сел рядом с ним на заднее сидение. Плешивый прыгнул вперед, к водителю.
— Вам куда? — величаво поинтересовался банкир.
— В гостиницу «Белогорье».
— Поезжай, куда требует гость, — последовал приказ, и машина сразу сорвалась с места. Горчаков спросил у плешивого:
— Какой я вам гость? И зачем вы следите за мной?