Призрак бродит по Техасу
Шрифт:
– Ну, да, - правдиво ответил я.
– То есть… Она вновь засмеялась своим жутковатым смехом.
– Вы, мужчины… - начала Рейчел-Вейчел, но тут ее взгляд скользнул по моему лбу и стал тревожным.
– Ты ранен, возлюбленный мой!
Видимо, срикошетившая дробинка царапнула глубже, чем я думал.
– Пустяк!
– успокоил я ее.
– Будем надеяться!
– сказала она очень серьезно.
– Ведь тебе сегодня ночью предстоит много дел. Закутайся хорошенько в плащ, а то твои кости слишком уж блестят. И держись крепче! Можешь меня немножко пощупать, если исхитришься… Ой! Твой скелет все такой же ледяной!
Она ударила каблуками могучие белые бока,
– Куда мы скачем?
– спросил я.
– В центр буйного ночного революционного собрания, который находится у музыкальной эстрады мексиканского кладбища.
Мы продолжали мчаться галопом под лучами луны, и я уже совсем ничего не понимал.
Глава 6. В ЦЕРКВИ
"La Muerte Alta, La Muerte Alia,
Alta como libertad. Y viene, si, viene
Aqui de la eternidad.
El Esqueleto, El Esqueleto Quiere Texas caminar,
Porque el caza, porque encuentra Muchos gringos que matar
Y seguiremos, si, seguiremos
Muerte donde el caza,
Y matarerhos, si, mataremos
Texans, hombre у dama."
"Песнь Согбенного подполья", исполняется на мотив "Кукарача". Далее следует вольный, но выразительный перевод, сделанный Рейчел-Вейчел Ламар.
"Жнец черный высокий, Жнец черный высокий,
Ростом равный вольности. Он приближается, он приближается
Сюда с края вечности.
Сеньор Скелетони, сеньор Скелетони
Техас из конца в конец пройдет. И он разыщет, да, он разыщет
Кости гринго и их сгрызет.
Следом за Смертью, да, следом за Смертью
До океана мы пройдем. И всех техасцев, да, всех техасцев,
Мужчин и женщин, мы перебьем.
Рейчел лихо осадила нашего коня и направила его уже шагом к широким невысоким ступеням церкви. Ночь казалась жутковато безмолвной. Я не замечал никаких признаков жизни ни на кладбище - что при подобных обстоятельствах было, пожалуй, не так уж плохо, - ни у эстрады, ни даже в самой церкви. Почему же она говорила "о буйном революционном собрании"? Впрочем, я скорее обрадовался, нигде не обнаружив Ла Кукарачи. Полчаса я крепко обнимал Рейчел, часто опуская подбородочную скобу ей на плечо почти рядом с шеей, и желал теперь словно бы только ее одну, хотя, разумеется, эта наша близость диктовалась необходимостью. И мое недавнее увлечение … э … ну … лилипуткой казалось мне теперь несколько гротескным. К тому же я не был вполне уверен, как Рейчел-Вейчел приветствовала бы присутствие здесь Ла Кукарачи, если слово "приветствовать" тут вообще годится: женщины так легко проникаются странной неприязнью друг к другу, совершенно не считаясь с благом мужчины, причастного к ситуации.
Высокие двери церкви приоткрылись, в широкую щель между створками проскользнули трое босоногих согбенников в коричневых балахонах с подоткнутыми полами. Двое первых несли легкую стремянку из трех ступенек и поставили ее возле коня прямо под моей титановой подошвой. Третий, скрестив руки на груди, смотрел снизу вверх на Рейчел. Взгляд его был полон гордости и достоинства, крепко сжатые зубы говорили о фанатизме.
– Какая ночь?
– произнес он напевно.
– Грязная и темная, - ответила Рейчел.
– Что по сторонам пути?
– Опасность и смерть.
– Помолчав, она добавила: -
Кивок коричневого капюшона.
– Гучу и Роза Моралес принесли весть. Рейчел, почему-то презрительно хмыкнув, сказала:
– Ну, как бы то ни было, он тут. Слезай, милый!
– Но… - начал было я и сообразил, что вопросов у меня слишком много. Не надо мне было попадаться на ее удочку и во время скачки декламировать в перламутровую раковину ее ушка "Лепанто", а на бис еще и "Конго"! И я неловко докончил: - Разве ты не спешишься?
– А сам ухватился за луку седла, чтобы устоять на вымощенной кирпичами площадке перед папертью. (Мой вестибулярный аппарат никак не мог успокоиться после галопа).
– Нет, сердце мое, - ответила Рейчел.
– Мне надо и дальше играть роль взбалмошной высокородной мисс Ламар.
– Ухватив меня за уши (если не сопротивляться, ощущение довольно приятное), она пригнула свое лицо к моему.
– Послушай, Черепуша, положись на меня и делай, что тебе скажут. Но не давай наступать себе на ногу и (тут она дернула меня за уши - ощущение малоприятное) держись подальше от этой мужеедки Розы Моралес!
– Я не знаю никого по имени… - начал я, но тут ее лицо склонилось вбок, губы прижались к моим под углом в девяносто градусов, и слова утратили важность. Затем столь же внезапно Рейчел-Вейчел выпрямилась с несколько мелодраматичным и пугающим возгласом:
– До Страшного Суда, мой капитан!
– И с более нормальным: - Hasta manana! [13]– повернула коня.
Край моего плаща запутался в сбруе и, прежде чем он высвободился; меня закрутило вокруг оси - 157 фунтов противовес небольшой - так что мое "Hasta luego!" [14] и попытка помахать рукой вслед Владычице Внезапной Смерти, унесшейся галопом в черно-серебряную ночь, могли бы навести на мысль, будто я сильно пьян.
Голова у меня опять закружилась, и я только обрадовался, когда двое коричневых миниатюрных монахов, шагая на цыпочках, бережно поддержали меня под локти вытянутыми вверх руками и провели в щель между дверными створками, которые тотчас закрылись за нами.
Я находился в длинном помещении, высотой лишь на несколько футов превышающем рост техасцев. Лиловые, розовые, голубые стены и синий потолок с разбросанными по нему пятиконечными серебряными с золотом звездами были освещены языками пламени - пожалуй, самым странным и самым прекрасным феноменом из рождаемых тяготением, хотя его и можно воспроизвести в невесомости с помощью аэродинамической трубы. Языки эти поднимались над узкими белыми цилиндрами, распространяя помимо света еще и пряый аромат. По стенам тянулись грубовато вырезанные и раскрашенные пластмассовые - или даже деревянные - фигуры, сочетавшие в себе особенности скульптур средневековой Европы с майанскими и ацтекскими чертами.
Центр дальней стены занимал Распятый Спаситель, по-мексикански маленький; короткая поперечина креста напоминала ошейник киборга. Справа и слева по бокам жалкого глинисто-коричневого человека под самый потолок уходили две высокие фигуры, словно атланты подпирая плоское синее небо. Даже босые и облаченные в самую простую одежду, они походили на техасцев. Их безмятежные и строгие черты, если присмотреться внимательно, прятали не то злорадство, не то угрозу, а руки словно случайно были расположены так, будто готовились вытащить пистолет или щелкнуть бичом.