Призрак Фаберже
Шрифт:
Саша все быстрей перебирал бумаг. Он нашел наброски и других вещей, которые ему приходилось встречать за время работы в «Лейтоне», и стал делать пометки в блокноте. Вот эскизы рам, которые он видел у своих клиентов. Саша и не подозревал, что Бенуа так много работал для Фаберже. Он ведь был архитектором. Вскоре ему попались рисунки с изображением знакомого здания. Отложив их в сторону, Саша понял, что это предварительные наброски для эмалевой крышки нефритовой шкатулки, которую его мать подарила Глории Грир.
Наткнувшись на несколько пустых папок, Саша взглянул на часы. Неужели
— Геннадий, я должен передохнуть. Голова просто раскалывается.
— Быстро же ты справился с этой кучей. Ты так шустро ее ворошил, будто и не смотрел в бумаги.
— Я всегда так работаю. А почему в этих папках ничего нет?
— Могу вам объяснить, — вмешалась Людмила Аркадьевна, подходя к столу, за которым работали Саша с Геннадием. — Полгода назад у нас произошла кража. Исчезло несколько документов. Некоторые эскизы Бенуа, счета Фаберже и огромное количество фотографий тех вещей, которые в двадцатые годы были конфискованы из петербургских банковских сейфов. Мы так и не поняли, почему их украли. Еще были похищены «Птицы Америки» Одюбона — огромный фолиант.
— В Америке он стоит очень дорого, — заметил Саша. — Семь-восемь миллионов долларов.
— Но ведь рисунки Бенуа представляют интерес только для русских искусствоведов. Там был декор потолков для дворца, рисунки животных, вероятно для серебряных статуэток. Странный выбор. Надеемся, что воров все-таки поймают. О краже сообщили в Интерпол.
Саша вздохнул. Здесь столько богатейших библиотек, но как же плохо они охраняются!
— На эти документы были каталожные карточки?
— Нет. Архивист все держал в голове.
— А можно с ним поговорить?
Людмила Аркадьевна быстро перекрестилась.
— Нет. Полгода назад его убили в Москве. Трагическая случайность. В ресторане расстреляли группу банкиров, а он, на беду, оказался рядом.
Саша со вздохом закрыл глаза. В Москве по-прежнему опасно. Ему сразу расхотелось туда ехать.
— А кто-нибудь помнит, что было на фотографиях?
— Я спрошу Татьяну Ермолову. Не так давно она что-то искала в этих папках по работе. Могла кое-что запомнить.
— На нее вся надежда. Если они появятся на Западе, она поможет их опознать.
Людмила Аркадьевна снова перекрестилась и пошла к своему столу. Саша последовал за ней.
— Чем вы сейчас занимаетесь? — поинтересовался он.
— Акафистами одиннадцатого века. По заказу церковного собора.
— Нашли что-нибудь новое?
— Несколько прекрасных молитв. Приходится собирать их по частям.
— Как по частям?
Женщина смущенно подняла глаза.
— Все страницы разорваны. Когда немцы захватили Новгород, они заворачивали в них серебро для вывоза в Германию. В конце сороковых серебро возвратили вместе с обрывками бумаг. Я уже двенадцать лет восстанавливаю текст. Многое навсегда утеряно.
— А что вам удалось собрать?
— За сегодняшний день? — улыбнулась она. — «Прощайте грешников, ибо их любит Бог со всеми святыми и тем спасены будут. Прощайте немилосердных, ибо бессильны они пред лицом
— И почему же мы должны прощать виноватых?
— Спросите у немцев. Это у них остался недостающий обрывок.
— Я думаю, все мы знаем, что было написано на утерянных клочках, — тихо сказал Геннадий. — Даже если фашисты уничтожили бумагу, суть ведь никуда не делась. Ведь известно, что только Господь может решать, кто виновен, а кто нет. Помните эпиграф к «Анне Карениной»? «Мне отмщение и Аз воздам».
— Похоже, что и в нашей головоломке полно утерянных фрагментов, — грустно произнес Саша.
— Не бери в голову, — улыбнулся Геннадий. — Есть еще московские архивы, там много документов. Я знаю, что в Москве есть ювелир по фамилии Орловский, который покупает на Западе эскизы Фаберже. У него тоже можно кое-что разузнать.
— Дай-то Бог, — ответил Саша.
Еще несколько часов они разбирали папки с документами. Но ничего относящегося к Снегурочке больше не нашлось.
В конце дня Людмила Аркадьевна привела маленькую, похожую на учительницу женщину.
— Саша, это Татьяна Ермолова. Она работала с теми папками.
— Такая потеря для специалистов по Фаберже, — тихо произнесла мадам Ермолова. — Там было столько рисунков и эскизов. Некоторые вещи легко узнать, но большинство так и остались на бумаге. В основном это наброски цветочных композиций из камней, но попадались и эскизы серебряных изделий и маленьких безделушек.
— Вам что-нибудь особенно запомнилось?
— Хорошенькая шкатулка из бирюзы с канатиками по углам. Возможно, подарок для моряка. И еще эмалевая веточка душистого горошка. Из тех папок сохранился только один лист. Вот он.
Женщина вручила Саше лист бумаги с небольшими акварельными эскизами. Один из них сразу привлек его внимание — это была коса с вплетенной в нее красной лентой. В ушах у него зазвучал голос Лидии Крейн: «На ленте в волосах другая эмаль. Когда я видела фигурку в последний раз, лента была из красной матовой эмали. Очень необычная техника. Без гильотировки, как здесь. Ее, должно быть, меняли».
Саша внимательно посмотрел на ленту. Рисунок, как видно, принадлежал автору. Саша внимательнее всмотрелся в детали. Коса была совсем другая. Отличалась не только эмаль, но и сама лента. У Снегурочки коса лежала на спине и была завязана гильошированным бантом. На рисунке же лента вплетена в косу, как это было принято у русских крестьянок. Саша попытался объяснить разницу. Причин могло быть несколько. Возможно, от первоначальной идеи отказались из-за технических трудностей. Или же косу заменили на каком-то этапе, в чем Саша, правда, сомневался.
— Сашенька! С тобой все в порядке? Ты какой-то потерянный.
— Все нормально, Геннадий. Мадам Ермолова, можно мне сделать фотокопию вот этого уголка?
— Наши правила запрещают делать копии без ведома администрации, тем более для иностранцев. Мне нужно письменное разрешение директора.
— Татьяна, но ты ведь можешь делать копии для своего начальства? — вкрадчиво начала Людмила.
Татьяна утвердительно кивнула.
— Тогда сделай ее для меня. Она мне нужна для отчета о краже.