Призрак Перл-Харбора. Тайная война
Шрифт:
— А здесь она везде. Такая наша служба, — печально произнес Дервиш и, что с ним случалось очень редко, высказал то, что было на душе: — У нас чужие имена и не только имена, мы взяли чужие жизни. Мы вступили в мир теней и призраков, где не прекращается извечная борьба добра со злом. Мы приводим в действие и останавливаем тайные пружины, которые движут судьбами сотен и тысяч. Так кто же мы? Злодеи, подобно доктору Фаусту, продавшие душу дьяволу, или праведники, ищущие путь к справедливости и добру?..
В комнате воцарилась тишина. То, что сейчас говорил Дервиш, жило в каждом
— Для одних — мы герои и великомученики, а для других — заклятые враги. Хотелось бы верить, что нам выпадает удача остаться в тени и тихо исчезнуть в великом течении времени. Потом, спустя десятки лет, его волны вынесут на берега истории наши подлинные имена. В руках разведчика незримая власть…
— Власть, говоришь? — перебил его Дервиш. — Да, это, пожалуй, самое сильное искушение, но она иссушает душу и тело. Разве ради нее мы служим?
— Конечно, нет! — воскликнул Дмитрий. — Почему наши отцы подняли революцию? Ради чего они воевали в Гражданскую войну, а сейчас мы — с фашистами? Для того чтобы везде победил коммунизм. Чтобы на земле не было нечисти. Справедливость, свобода и равенство — вот ради чего стоит жить и бороться.
— Коммунизм — это, конечно, здорово. Но он — это мечта, — возразил Павел. — А люди живут простыми земными заботами и радостями.
— Мелкобуржуазные заблуждения. Партия этих давно осудила, — категорично отмел Дмитрий.
— А партия у вас что — Господь?
— Что?.. Что ты сказал? Да за такие слова…
— Какие? — вспыхнул Павел.
Спор грозил перерасти в ссору, но вмешался Свидерский и дипломатично заявил:
— Друзья, я думаю, для нас важнее всего товарищество. Сказано не мною, но точнее не выразишь: нет, ничего святее, чем узы товарищества. И нет высшей чести, чем отдать жизнь за друга своего.
— В самую точку попал, Глеб Артемович, — поддержал Дервиш и, пройдясь суровым взглядом по соратникам, продолжил: — Мы потеряли Федорова. Бандура и Козлов в руках жандармов. Не исключено, такое может случиться с каждым из нас. Дулепов и японцы идут по следу, вчерашняя облава у «Рагозинского» — лишнее тому подтверждение.
— Да, в случайность с трудом верится. Сначала провал Федорова, затем — Бандуры с Козловым, а теперь это, — поддержал Павел.
— Выходит, где-то сидит предатель, — заключил Дервиш.
Логика последних трагических событий подтверждала его вывод и свидетельствовала о том, что контрразведка сумела внедрить в резидентуру своего агента. Если предыдущие провалы еще как-то можно было связать с личной неосторожностью Федорова и Бандуры, то произошедшее в «Погребке» расставило все точки над «и». О предстоящей встрече с курьером НКВД Гордеевым знал ограниченный круг лиц. Вывод напрашивался сам собою — кто-то из них являлся предателем. Разведчики оказались перед суровым выбором — продолжить работу, рискуя собой, или залечь на дно. Окончательное решение оставалось за резидентом. Тяжкая ноша ответственности за жизни других давила ему на плечи.
Дервиш поднял голову, и в его голосе зазвучал метал:
— Друзья, то, что мы делаем, — опасно и рискованно. Но сегодня,
— Авось пронесет, — сказал Свидерский и нервно затеребил бороду. В его глазах, обращенных к дочери, разлились боль и тоска. Дмитрий с Павлом сурово нахмурились. В руках Анны жалобно тренькнула посуда.
Дервиш, чтобы смягчить суровость произнесенных им слов, предложил:
— Аннушка, подавай на стол.
— С чего начнем? — оживился Свидерский.
— Конечно, со знаменитых расстегаев, а то после китайской утки я скоро начну крякать.
— Сейчас, — Анна подхватилась из-за стола.
Павел с Дмитрием вызвались ей помогать.
После короткой, шумной суеты все снова заняли места за столом. Свидерский разлил по рюмкам водку. Дервиш поднял тост за хозяина дома, а потом все набросились на расстегаи. Они были отменно приготовлены, и молодая хозяйка, принимая комплименты, краснела от похвал.
Свидерский разомлел, благодушно поглядывал на Павла с Дмитрием и лукаво улыбался. Те с сосредоточенными лицами склонились над тарелками и избегали смотреть на Анну. После завтрака Свидерские остались в столовой, а Дервиш с Гордеевым и Ольшевским, извинившись, уединились в кабинете.
Там они повели профессиональный разговор — как выполнить задачи Центра: добыть достоверную информацию о планах командования Квантунской армии и ликвидировать Люшкова. Эти и без того сверхзадачи осложняли наличие в резидентуре предателя и провал Федорова. Им не давала покоя поразительная осведомленность полицейских и жандармов о явке в «Погребке». Павел склонялся к тому, что Федоров не смог уничтожить все шифры и контрразведка нашла к ним ключ. Дервиш с ним не согласился. Его поддержал Дмитрий. И они были правы. В шифровке Центра сообщалось только о направлении курьера, но ничего не говорилось о месте и времени встречи с ним.
— В таком случае остаются две версии. Первая — предатель. А вторая, — Павел задержал взгляд на Гордееве и неохотно сказал: — или Дима засветился.
— Я?.. Но где? Слежки за мной не было.
— Но если и была, то зачем устраивать облаву в «Погребке»? Предположим, Дмитрия вели, тогда логичнее накрыть нас у Свидерского? Нет, на эту версию не стоит отвлекаться, надо искать предателя, — не поддержал версию Ольшевского резидент.
— Где? Ни одной зацепки, — посетовал Павел.
— Ну, почему — а время?
— Время?
— Да, время, — подтвердил Дервиш и прошел к столу.
Дмитрий и Павел с возрастающим интересом следили за тем, как карандаш в его руке прочертил на листе жирную линию. В ее начале появилась цифра одиннадцать, а в конце девятнадцать. После этого справа появились фамилии: Свидерский и Ольшевский, в левом столбце имена Володя, Захар и неизвестный — «X», а также время.
— Саныч, и что это нам дает? — задался вопросом Дмитрий.