Призрак улыбки
Шрифт:
К концу дня Токи опять приходил к дому оптового торговца, платил за проданных рыб и возвращал остальных в садки. А потом проделывал со своей тележкой обратный путь, готовил ужин, шел понежиться в бане, возвращался, негромко пропевал гаммы, прочитывал несколько глав из романа тайн и засыпал. Но все это было раньше, когда он не устремлялся по вечерам прочь из дома. И теперь его иногда охватывала ностальгия по тем безмятежным дням — до появления в Роппонги «Ада», до захлестнувшей его волны одержимости.
Обычно Токи избегал откровенностей со своей сестрой Бивако, потому что та всегда умудрялась выставить его неудачником и недотепой. Но на другой день после покупки
— Скорее всего, ты скажешь, что я идиот, — начал Токи, лишая сестру удовольствия самой наклеить в качестве ярлыка любимое словечко бака.Но она отнеслась к рассказу на редкость сочувственно.
— Ты рассуждал вполне здраво, — сказала она. — Но классический смокинг — чересчур строг для такого места.
В тот же момент Токи вспомнил иностранца в целлофановом комбинезоне, туго обтягивающем причудливые выпуклости накачанных мускулов, и золотистый пояс из шерсти ламы, с которого свисали гигантские муляжи тропических фруктов.
— Именно так, — кивнул он, тоскливо думая о кипах романов тайн (в том числе в твердых обложках), которые можно было купить за деньги, истраченные на прокат смокинга.
— Позволь мне над тобой поработать, и, гарантирую, тебя впустят, — радостно потирая ладошки, сказала Бивако.
Токи вздохнул. Целых пять лет Бивако уговаривала его отдаться ей в руки и создать себе новый имидж, но он всегда отвечал: «Скорее сгорю в аду», а теперь, понимая, что она, безусловно, оценит непроизвольную игру слов, лаконично ответил: «О'кей».
Через два часа он взглянул на себя в большое овальное зеркало, стоявшее посреди магазина, и невольно воскликнул:
— Хей! Уау! А ведь я крут!
— И даже более того, — сказала Бивако.
Костюм, который она для него придумала, состоял из кашемировой водолазки табачного цвета, кожаных брюк чуть более темного золотого оттенка и длинного, до колен, пиджака в тон с широкими лацканами и пристегнутыми к плечам эполетами. Завершали наряд коричневые вечерние ботинки и — поскольку туго обтягивающие брюки не имели карманов — маленькая сумочка из кожи угря. Падающие до плеч волосы были гладко зачесаны назад и с помощью толстого золотого шнура завязаны в тугой «конской хвост». Макияж Токи отверг (хоть Бивако и молила: «Пожалуйста, Токи, хотя бы чуть-чуть загара на твои замечательные скулы!») и все равно с этой новой прической и в новой броской одежде был — хоть и чувствовал, что красив, — не совсем в своей тарелке.
— А не смахиваю ли я на латиноамериканского короля наркотиков? — спрашивал он с сомнением, медленно делая перед зеркалом пируэты, словно танцующая фигурка из заводной музыкальной шкатулки с подсевшими батарейками.
— Не беспокойся, — ответила Бивако. — Ты выглядишь темпераментным, уверенным в себе и абсолютно неотразимым. Но, кстати, о неотразимости: мне нужно приготовиться к свиданию. — И с этими словами она решительно вытолкнула брата за дверь.
Подойдя
— Спасибо, но давай отложим на неделю. Мне нужно отоспаться, — объяснил ей Токи, а про себя подумал: «И еще заново собраться с силами». Бивако заварила черный чай, и они пили его с восхитительным тортом с клубникой и взбитыми сливками, который Токи в знак признательности купил в соседней кондитерской. Затем, переодевшись в свое платье, он, экономя деньги, двинулся пешком домой.
Проходя мимо темного, отбрасывающего таинственные тени храма, в котором куплен был бессильный принести желаемое амулет, он услышал какой-то визг, а потом злобный человеческий голос.
— А ну вылазь, чертова тварь! — ругался явно хорошо набравшийся мужчина.
В ответ собака громко зарычала.
— Ах вот ты как, сукина дочь! — еще агрессивнее огрызнулся мужчина.
Поднявшись до первой площадки ведущей к храму лестницы, Токи осторожно подкрался и заглянул за буйно разросшиеся кусты. В слабо мерцающем свете уличного фонаря он увидел мужчину в белом костюме, который, стоя на четвереньках, тыкал палкой в собаку, явно пытавшуюся спрятаться за каменной скамьей. С раннего детства Токи учили никогда не соваться в чужие дела, но он заметил, что палка была с заостренным концом, и осознал всю жестокость того, что вот-вот случится.
— Простите, — сказал он и вышел из-за куста, — не помочь ли вам?
Человек в белом костюме с трудом поднялся на ноги и повернулся к Токи.
— А ты кто, черт тебя возьми? — проговорил он, и лицо его побагровело не то от приливающей к нему желчи, не то от подступающей икоты.
Токи увидел зеркальные черные очки, грязноватый костюм из синтетики, надетый поверх нейлоновой черной рубашки, отсутствующие фаланги пальцев и вдруг осознал, что нарушил еще одну с детства внушенную заповедь: «Никогда и ни при каких условиях не заговаривать с якудза,в особенности если он пьян или чем-то взбешен».
— Простите, — пробормотал он, — мне показалось, что вам нужно помочь разобраться с вашей собакой.
— Это мерзкое существо — совсем не моя собака, но она стырила мою коробку с завтраком. Я поставил коробку вот здесь, на скамейку, а сам прилег на минуточку отдохнуть. И теперь я убью ее, поганую воровку.
— Погодите, — ответил Токи. — Это не слишком-то удачная идея. Ведь вы не хотите забрызгать кровью свой элегантный костюм.
Якудзапокосился на фигурные лацканы своего пиджака.