Призрак в Монте-Карло
Шрифт:
Ее разделенные на прямой пробор волосы цвета только что созревшей пшеницы или, скорее, цвета солнца, поднимающегося из-за горизонта, были заплетены в две толстые косы, которые доходили ей почти до колен. По мягкости и цвету их можно было сравнить с распускающейся мимозой. Подобные волосы встречаются только у истинных англичанок: льняного цвета и обычно в сочетании с голубыми глазами и белоснежной кожей.
Но, как это ни удивительно, у Мистраль глаза были вовсе не голубыми. Глубокого синего цвета, опушенные темными длинными ресницами, они придавали
Взглянув на нее, Эмили спросила себя, почему она решила, будто Мистраль похожа на свою мать, но в это мгновение девушка повернула голову, на ее губах вновь появилась непроизвольная улыбка — и Эмили увидела перед собой не Мистраль, стоявшую у кровати, а Элис, которая светилась от радости и счастья. Однако у Элис глаза были голубыми, весь ее облик неопровержимо свидетельствовал о том, что она была англичанкой и истинной аристократкой.
«Но, — с некоторым недоброжелательством отметила про себя Эмили, — красота Мистраль намного эффектнее». Неожиданное сочетание золотистых волос и темных глаз производило неизгладимое впечатление, на белоснежном лице выделялись сочные и яркие, красиво очерченные губы. Но было в ее облике нечто, не свойственное англичанкам, что заставляло вглядываться в глубину ее темных глаз в попытке разгадать их секрет.
Однако не вызывал сомнения тот факт, что Мистраль была истинной аристократкой, как и ее мать. Все в ней служило доказательством ее высокого происхождения: от гордо вскинутой на изящной шейке головы до крохотных ножек. Девушка двигалась с непередаваемой грацией, ее тонкие длинные пальцы и прямой нос лучше всякой родословной свидетельствовали о том, что в ее жилах течет голубая кровь.
Эмили тихо вздохнула и протянула руку. Мистраль бросилась к ней.
— Здравствуйте, тетя Эмили. Простите, что я так долго спала, но вчера я очень устала. Когда я проснулась, я даже не сразу сообразила, где нахожусь.
Мистраль говорила на великолепном французском.
— Мне хотелось, чтобы ты подольше поспала, дорогая, — ответила Эмили. — Сейчас Жанна принесет тебе завтрак. Ты помнишь Жанну?
Вспорхнув подобно ласточке, Мистраль кинулась к Жанне.
— Конечно, я помню тебя, — воскликнула она. — Я помню те конфеты, которыми ты угощала меня, когда расчесывала мне волосы. Как я скучала и по этим леденцам, и по тебе, когда первый раз оказалась в Конвенте. Мне пришлось причесываться самой — я буквально возненавидела свои волосы: Длинные, все время путались! Меня так и подмывало их обрезать.
— О Боже, мадемуазель, это было бы самым настоящим преступлением! — вскричала засветившаяся от счастья Жанна. — Подумать только, за двенадцать лет вы не забыли меня! Ах! Но вы всегда были самой ласковой девочкой во всей Бретани!
— Я и по Бретани тосковала, — тихо проговорила Мистраль. Потом, повернувшись к тетке, она добавила: — Но знаете, тетя Эмили, я счастлива, что я здесь. У вас такой красивый дом. Почему вы никогда не разрешали мне приезжать к вам?
— Это долгая история, Мистраль, — ответила Эмили. —
— О, это будет замечательно! — воскликнула Мистраль, когда Жанна вышла из комнаты. — Я очень рада, что мы сможем поговорить. Мне о многом хочется узнать. Только не подумайте, что я собираюсь жаловаться — напротив, в Конвенте мне было очень хорошо. Но иногда ужасно одиноко. У других девочек были семьи и масса других родственников. А у меня — только вы. Вы всегда относились ко мне по-доброму, но я так редко видела вас. А из-за того, что мне некуда было поехать на каникулы, я чувствовала себя не такой, как все.
— Я понимаю тебя, — ответила Эмили, — но по некоторым причинам я не могла принимать тебя в своем доме. Нет необходимости вдаваться в подробности и объяснять тебе, чем я руководствовалась, так как сейчас все по-другому, и мы наконец можем быть вместе.
— Это прекрасно, тетя Эмили. Если бы вы только знали, как я счастлива. Временами, когда я думала, что вы никогда не заберете меня и что мне придется навсегда остаться в монастыре и постричься в монахини, меня начинал охватывать страх, самый настоящий страх.
— А тебе бы этого не хотелось? — с любопытством спросила Эмили.
Мистраль покачала головой.
— В глубине души я понимала, что у меня нет к этому склонности. Я любила наших монахинь. Их нельзя было не любить, невозможно было не восхищаться ими. Они святые, и я часто молила Господа, чтобы он помог мне стать такой же хорошей, как они. Но в то же время внутренний голос говорил мне, что мне не следует оставаться в Конвенте. Мне хотелось побольше узнать о внешнем мире, меня привлекал совершенно иной образ жизни. Может, вы сочтете меня глупой и будете смеяться, но иногда мне казалось, будто я слышу голоса, которые объясняют мне, что, прежде чем посвятить себя служению Богу, я должна сначала увидеть свет, пожить в миру.
Голос Мистраль звучал тихо и таинственно. Эмили наблюдала за ней, прекрасно понимая, что именно девушка имела в виду. Но она видела и другое: соблазнительно приоткрытые губы, еще не полностью раскрывшееся очарование ее огромных глаз, проглядывавшую в облике девушки чувственность; она слышала звучавшие в ее голосе страстность и магнетизм.
— Ты правильно рассуждала, — через некоторое время сказала Эмили. — Ты, Мистраль, молода. Было бы жалко прятать такое юное и красивое создание за высокими стенами монастыря.
— Красивое? Это вы про меня? — удивилась девушка. — О, тетя Эмили, неужели вы на самом деле так считаете? Я надеялась, что я красива, но не была уверена в этом. Я так сильно отличалась от других девочек.
— А разве они не говорили тебе о твоей красоте? — поинтересовалась Эмили.
На щеках Мистраль появились очаровательные ямочки.
— Иногда! Но все остальное время они дразнили меня из-за моих светлых волос. Ведь в Конвенте я была единственной англичанкой, и только у меня были светлые волосы.