Призраки Фортуны
Шрифт:
Николя сразу же вспомнил, какие удивительные приключения, по крайней мере по словам его товарища, пришлось пережить Шелихову. Он и выглядел как легендарный герой Садко. Пропитанный ароматами заморских стран, овеянный ветрами странствий и успехом в своих небывалых свершениях, Шелихов разом приковывал к себе внимание. Но даже его харизма меркла рядом с другой особой, находившейся в комнате.
Наталья Алексеевна Шелихова была под стать своему мужу и в то же время почти во всем превосходила его. Николя еще никогда в жизни не встречал женщин такой дикой, необузданной красоты. Рыжие, почти медные волосы, солнечной короной уложенные на голове, выгодно оттеняли ее ровную
Наталья Алексеевна встала ему навстречу. Протянув обе руки, она приблизилась к Резанову, который, как кролик под завораживающим взглядом удава, боялся даже пошевелиться. «Я очень рада», — сказала Шелихова и, проигнорировав куртуазный поклон Николя, по-простому прижала его к себе и незаметно, как бы невзначай, положив его онемевшую руку себе на грудь, поцеловала по русскому обычаю три раза.
В этот момент Николя догадался, кто на самом деле является истинным хозяином положения. Точнее, хозяйкой. Было очевидно, что власть этой женщины над всем, что окружало ее, поистине безгранична. Резанов понял, что происходила Наталья Алексеевна не из простого сословия. Но тогда что она делала в далекой Сибири? И тем паче в Америке? Да, эта женщина была окутана аурой таинственности.
Шелихов, по всей видимости, неимоверно богат, решил Николя. Только этим он мог удержать женщину такой стати и таких амбиций подле себя. Но было и еще что-то. Молодой человек это чувствовал, но облечь в слова пока не мог — не хватало опыта. Шелихов увлеченно рассказывал о своем плавании к берегам Америки, и Резанов невольно вспомнил речь Голикова в Курске, на приеме у императрицы. Слова и того и другого казались ему несколько заученными. И только сейчас Николай Петрович понял, что они таковыми и являлись! «Наверняка это Наталья Алексеевна выстроила купцам роли, и они, как актеры, играли их под бдительным оком режиссера».
Как бы в подтверждение его мыслям Шелихова за весь вечер не произнесла ни слова, лишь только загадочно улыбалась алыми губами, время от времени поглядывая на Николя. В какой-то момент Резанов, в очередной раз почувствовав, что она смотрит на него, повернулся и поймал на себе ее взгляд. Зеленые «колодцы», как подтаявший ледник, обдали его арктическим холодом. Николя почувствовал, как в его желудок тонкой струйкой вполз противный холодок.
«Не хотел бы я оказаться на пути этой Снежной королевы, точнее, на пути ее интересов!» — пронеслась у Николя шальная мысль. Шелихова, плотоядно облизнув полные губы, не мигая глядела на Николя. Ему даже показалось, что она, как тигрица, готовилась к прыжку. Длилось это наваждение всего лишь долю секунды, и вскоре взгляд ее вновь потеплел и превратился в дружеский, почти материнский. Но Николя и этого мгновения оказалось достаточно, чтобы ворочаться потом всю ночь.
Глава восьмая
Синий мост
1825 год, 13 декабря. Санкт-Петербург.
Дом Российско-Американской компании
За длинным столом, заставленном бутылками с шампанским и подсвечниками с оплывшими свечами, расположилась шумная компания офицеров. Клубы табачного дыма от нескольких разом дымивших трубок висели под низким
Николай Бестужев в задумчивости перебирал струны гитары. Рядом с ним, в центре стола, сидел какой-то офицер и что-то неторопливо, с театральными паузами рассказывал по-французски. Центр стола он занимал, видимо, не случайно. Вся компания в почтительном благоговении внимала каждому его слову.
Честно говоря, внешность офицера была настолько экстраординарна, что даже если бы он сидел где-то в углу, все равно оставался бы в центре всеобщего внимания. Овальное лицо его было немного смуглым, что выдавало в нем южное происхождение. Длинный тонкий нос с горбинкой нисколько не портил его, а наоборот, придавал лицу аристократическое выражение. Тонкие брови вразлет — по-видимому, выщипанные, настолько они были безукоризненной формы, — удивительно гармонировали со всей его незаурядной внешностью. Миндалевидные карие глаза под длинными, как у девушки, ресницами были слегка подведены. Мало того что офицер был писаным красавцем, тонкие пальцы его рук украшали многочисленные перстни с драгоценными каменьями, что говорило еще и о его незаурядном финансовом положении. Небрежно расстегнутый мундир украшали огромные золотые эполеты.
«Полковник, наверное, — подумал про себя Дмитрий. — Девицы, наверное, падают в обморок, завидев такого „петуха“! Интересно, кто это?»
Дмитрий хотел было повернуться к Рылееву, который пристроился с ним рядом на диване, и спросить того напрямую, но Рылеев опередил его. Наклонившись к Дмитрию, он тихо шепнул ему на ухо:
— Его сиятельство князь Трубецкой, собственной персоной!
Для понимания анекдота, который рассказывал Трубецкой, познаний Дмитрия во французском было явно недостаточно, и от нечего делать он принялся разглядывать остальных участников этой исторической «тайной вечери». Наконец, судя по дружному хохоту, анекдот был закончен. Трубецкой удовлетворенно и несколько отстраненно улыбнулся рукоплещущей компании, вполне довольный реакцией своих слушателей.
В этот момент двери открылись, камердинер и слуга Рылеева вкатил сервировочный столик, уставленный новыми бутылками и тарелками с закуской. К своему удивлению, Дмитрий увидел, что деликатесы являли собой самые обычные соленые огурцы, вареную картошку и куски холодной курицы. Камердинер Рылеева Федор, не обращая особого внимания на пьяный шум, благо разговор шел в основном по-французски, принялся собирать грязную посуду и сервировать стол по новой. Вдруг здоровенный верзила с черной повязкой на голове, в расстегнутом красном драгунском кителе вскочил на стул и, пытаясь перекричать шум, пьяно заорал во всю глотку:
— Га-с-пада! Га-с-пада! Сильвупле, га-с-пада!
Верзила то ли икал от перебора спиртного, то ли заикался, Дмитрий не понял, но только он ему сразу не понравился.
— Кто это? — Дмитрий незаметно склонился к Рылееву.
— Якубович, Александр Иванович… Это имя вам что-то говорит?
— Это говорит, — кивнул Дмитрий.
«Мог бы и сам догадаться, историк хренов, хотя бы по черной повязке, — разозлился на себя Дмитрий. — Якубович ведь был ранен в голову!»
— Га-с-пада! — между тем горланил Якубович. — Мне как-то Пушкин показал удивительный рецепт. Берешь картошку, мелко режешь ее с соленым огурцом, затем добавляешь туда порезанные яйца и курицу, а чтобы придать сему блюду более или менее презентабельный вид, все это заливают майонским соусом, и вуаля!
До Дмитрия вдруг дошло, что Якубович только что изложил рецепт салата оливье. «Да уж, рецепт-то надолго переживет своего популяризатора», — грустно усмехнулся он про себя.